Не уверен – не умирай! Записки нейрохирурга
Шрифт:
Хрен с ним. Ты что думаешь о мальчонке из шестой палаты? Тот, у которого опухоль мозжечка.
– Что теперь думать! В среду – операция.
– Мальчишке угрожают «сардельки»…
Я знал этот пунктик Генриха: он считал, что тогдашний заведующий нейрохирургией оперирует плохо. И. Т. был хорошим человеком и прекрасным организатором. Был упорным и целеустремленным.
В семнадцать лет получил черепно-мозговую травму. После излечения решил, что станет нейрохирургом. Семь раз поступал в мединститут. Поступил на восьмой раз. Недавно защитил кандидатскую. Но умом не отличался, и мануальные его способности, в самом деле, были не на высоте. Пальцы имел толстые, на
– Может быть, сказать мамаше, чтобы сваливала, пока не поздно, в Бурденко. У меня ведь там знакомых выше крыши. Могу позвонить, чтобы приняли сразу, без волокиты. Мальчонке ведь лучше, я думаю, сначала шунт поставить и облучать. Если компенсируется – можно думать о чем-то радикальном… Вторым этапом. А так… Помрет.
– Может быть, лучше с Иваном поговорить?
– Бесполезно! Я и ругался с ним, и дрался, и кляузы на него писал… Да-да – кляузы! А хули?! Я ведь не анонимки писал! Всегда ему читал их вслух, прежде чем отправить по адресу. Раб цифири! Лишь бы в отчетах покрасоваться! Мы то, мы сё! Говорит, что мы должны всё оперировать, иначе ни инструментов нам не закупят и томографа не видать, как своих ушей! Получается, что сейчас гробим больных, чтобы вылечивать других пациентов в светлом будущем!
– Не знаю, Генрих Александрович! Мальчика жаль, но вот так, за спиной – тоже нехорошо.
На следующий день, на утренней планерке, доложили, что мать мальчика из шестой палаты вечером собрала вещи, вызвала такси и вместе с сыном – уехала. Сестры слышали, как она переговаривалась с мужем по телефону и просила его взять билет на самолет до Москвы. Генрих внимательно посмотрел на меня, подмигнул и отвернулся к окну.
Anamnesis vitae
Целитель из Заюково Адам говорит, что проще всего лечить женские болезни: женщина должна сменить место жительства, работу и мужа – любая напасть тут же отступит.
Позвонковые и одногоршочные
– Слушай, Липкин! Это что за пушистая студентка с голыми коленками сидит за твоим столом в ординаторской?! И все пишет, пишет… Второй час. Опять? Коллектив больше не станет терпеть твоего распутства! Что – пятый развод грядет? Я ведь стукну Маринке для твоего же блага!
– Что, понравилась? Только это никакое не распутство, а консультант-онколог. Вы же сами три дня назад крышу поднимали: «Почему Полуэктова до сих пор онколог не посмотрел?!» Вот вам и онколог!
– Что?! Эта принцесса – онколог?! Откуда?
– Оттуда! Я им три заявки посылал, а они всё не ехали. Позвонил и нарвался на Зенкевича. Вежливо я ему говорю… Что вы смеетесь? Гадом буду! Что бы он вам там ни говорил, но я с ним очень вежливо разговаривал! «Какого черта – говорю, – твои бездельники нашего больного третий день не смотрят? Забыл, как мы вас от прокурора отмазывали, когда вы аденому гипофиза за полип в носу приняли и успешно удалили его с последующим естественным исходом?» Не, он вежливый… Иудей как-никак… Говорит: «Прошу прощения, это наша недоработка! Сегодня же к вам сама Сидорова приедет!» Ну я думал, он Светлану Федоровну пришлет, а приехало вот это! Может быть, это Светланы Федоровны дочь?
– Светкину дочку я с пеленок знаю! Умная девочка, не чета нам с тобой: в хирургию не пошла. Лечит больных разговорами. «Психолог» называется. Какая-то хитрая у нее методика… Учит, короче, безнадежных больных любить свою болезнь и смотреть на свой ужасный конец с оптимизмом и позитивом.
– Так, может
– Остынь! Говорю же тебе: я Светкину Варю с раннего детства знаю. Она черная как ведьма и смотрит нехорошо… А эта – принцесса беленькая! На горошинке к нам прикатила, наверное!
– Не, я видел! На «матисе» приехала. Красном. Такие папики своим девочкам дарят. Может быть, это родственница профессора Сидорова с госпитальной хирургии?
– Тогда она может быть только его женой! Он на всех своих новых ассистентках и аспирантках женится… Хотя – нет! Я неделю назад был на его семидесятилетнем юбилее. И он был там со своей последней женой! Совсем другое лицо и коленки! Сидоров подпил и все толкал тост за свою жену: «Моя Фира – как Ависага, возвращает мне молодость!» Одно слово – Соломон!
– Есть еще Вячик Сидоров в городской травме. И у нашего главного секретарша – Яна Сергеевна Сидорова! Может, это ее внучка? Короче, Сидоровых в нашей медицине – навалом! Что-то мы с вами сплетни развели, уважаемый П. К.! Ладно я, но вы-то – вечный борец со слухами и пересудами!
– Я не сплетничаю. Я высвечиваю язвы и пороки нашей кадровой политики. Только высвечиваю! Потому как, если, как это предлагают иные горячие головы, «жечь каленым железом» – врачей у нас не останется! Вот ты как у нас оказался? Напоминаю. Пришла к нашему главному, предварительно подготовив почву в облздравотделе, твоя мама – заслуженный и уважаемый всеми врач Берта Наумовна Липкина, и сказала, что сынуля ее с детства сны о нейрохирургии видит. (Жуткие кошмары тебя преследуют с детства, однако!)
О наших скрытых от посторонних глаз ставках она, конечно, знала. Как ей наш главный откажет?! Они к тому же еще в детсаду с Бертой на одном горшке сидели! Вот ты и нейрохирург! Хорошо, что повезло в этом случае и нам, и тебе: работаешь достойно. А как вон урологи с Валеркой и Светой мучаются! И сколько таких по больнице? Да все!
Я сам сюда по блату попал. Я был уже три года хирургом, а мой брат работал санитаром в этой вот нейрохирургии. Два года трубил, до армии. Поехал я в Питер на специализацию по абдоминальной хирургии. Моюсь в подвале Дома врача в похабном коллективном душе, а рядом брызгается, фырчит и отплевывается гигантский доктор. Присмотрелся – а это тогдашний завнейрохирургией Иван! Мне он не начальник, а земляк! Поздоровался, по имени-отчеству с ним, сказал, что я брат их санитара. Иван обрадовался. Домылись мы, выпили чаю… В самом деле – чаю, я тебе говорю! Иван в рот спиртного не брал.
Тут-то Иван и предложил мне перейти к нему в отделение и проспециализироваться, для начала, по нейротравме. А я, поверишь ли, еще в институте хотел стать нейрохирургом и оперировать больных с психическими заболеваниями! А когда перешел – мне год покоя не давали: всё пытались узнать, чей я протеже и как со мной себя надо вести. Рассказывал про брата-санитара – никто не верил.
Так что все мы здесь по блату – позвонковые, одногоршочные… Про тех, кто за хорошие деньги сюда попал, – это ты уже лучше меня знаешь. Когда сюда приходишь, никого не интересуют твои знания, умения. Только – чей ты протеже и сколько дал. Пойдем, посмотрим, что там девушка накропала, да и познакомимся.