Не уймусь, не свихнусь, не оглохну
Шрифт:
«70 лет жизни Станиславского»
Только что сдали зачет по мастерству и режиссуре.
Дом-музей Станиславского. Сидим в Онегинском зале, с нами беседует М.О. Кнебель. Восхищена показом, импровизация ее покорила.
«К.С. был гением, а Вл. Ив. величайшим педагогом и мудрецом».
«Художественного театра вообще не было бы, если бы не Немирович».
Прилетел в Москву 4 октября.
I курс. Импровизация. Этюды. Картины.
II курс. Точность анализа. Инсценировки.
III курс. Образность.
IV курс — пьесы. Спектакли. Эмоциональность. Акт.
V курс. Дипломный спектакль. ( Идейность!)
24 октября 1983 г.
Вчера: исторический музей. По словам Мих. Мих'а, «окунуться в атмосферу эпохи». Конкретные детали. Живые люди. Русская культура до н. э. Надо посмотреть другими глазами. Самобытность — приевшееся слово, очиститься от стереотипа...
В тот же день — музей имени Рублева. Великая живопись — без аналогий. Не только сюжет — в цвете, в колорите все — весна, осень и т. д. Мир, мое понимание мира, человек, его место...
Сегодня: Новый Иерусалим. Петр I — не на пустом месте. Эпоха Алексея Михайловича, расцвет, реформы, место Церкви и монарха, Никон. Отношение к иконе, к изображению вообще, к игре как к реальности. Все святые места — большая икона.
Русский монастырь — очаг, хранитель национальной культуры.
Весь курс. Осеннее солнце. Бутерброды, Мих. Мих., электричка. Единение. Прикосновение. Вера. Импровизация — основа. «Импровизационная архитектура».
30 октября 1983 г., Москва
К огромному сожалению, работа этого московского месяца была столь напряженной, что записывать просто не было никакого времени, хотя необходимо, конечно, выработать в себе обязательство — писать в любых условиях, невзирая на отсутствие времени и «общежитскую» сутолоку.
Много, как много упустил за этот месяц, не записал.
Самое главное слово нашей первой сессии — «повезло». Это повторяли все без исключения студенты нашего курса. И впрямь, ведь большинство из них практические режиссеры, работающие в разных театрах России, чего греха таить, приехали «за дипломом». Я тоже не задумывался, к кому поступаю, просто хотелось учиться... И вот первое и главное — повезло: Мих. Мих. Буткевич!
Теперь мне трудно, да и невозможно, пожалуй, дать его точный и полный портрет, для этого надо заниматься писательством профессионально. Нет, надо было записывать ежедневно, дневниково... Остается только зафиксировать запоздалое восхищение его уникальными педагогически- режиссерскими качествами, без примеров (а они были каждую секунду), без деталей и штрихов (а в них все главное), остается положиться на память чувств и т. д.
Уже на второй, третий день занятий с ним все наши программы минимум («получить диплом») были прочно (и не насильственно) похоронены, раздавлены азартом и интересом творчества, истинного сценического творчества — игры, в которую мы кинулись вслед за ним с радостью, детским желанием и с какой-то сластью...
Я за свою уже немалую жизнь в театре такой способности увлечь, заразить, объединить группу совсем чужих, еле-еле знакомых между собой людей встречаю впервые! Причем все это
«Не спешите, только не спешите, нам некуда спешить, у нас очень много времени». Начинает казаться, что мы и не заочники, что не какой-то месяц отпущен нам на первый семестр. Хотя об этом надо отдельно, о его отношении к заочникам. Дело в том (и это, пожалуй, определяет многое), что Мих. Мих. считает, что толькотакое обучение является серьезным и естественным.
Никаких полумер, никакой снисходительности — наоборот! Скорее к зеленым «дневникам» он отнесется с пониманием, со сноской на отсутствие и житейского и практико-театрального опыта... Это не педагогический ход, нет; это — убеждение, которое он перелил в нас, здесь не обманешь, не подначишь, здесь как деньги — есть или нет! Об этом можно многое еще написать, но ограничусь этим.
Столь же много и необходимо, говоря о Мих. Михе, надо писать о его отношении к русскому искусству, вообще к России, к Руси, к ее Истории, к ее культуре. Это необъятная тема. Мне кажется, все, что мы делали с ним в течение месяца, все упражнения, тренажи, все теоретические выкладки, импровизации, бесконечные игры, этюды со словами и без слов: одиночные, парные, массовые и т. д., живые картины и пр. и пр. — все это можно вместить в два слова: мы влюблялись в Россию.
Не квасной патриотизм, не великорусский шовинизм, столь милый людям обделенным, а годами выношенное, укрепленное прочными и глубокими знаниями убеждение. Я не говорю уже о походах в музеи и галереи — это как бы самый близкий и очевидный путь, хотя и по этому пути многие проходят, так и не увидев своими глазами ничего, кроме общих мест, кроме привычных шаблонов и оценок, нет, каждая минута общения с ним была наполнена этим убеждением, этой скромной, но непреклонной правотой русского художника перед миром, перед временем.
Да, трудно теперь опять перелить ощущения в слова и отдать их бумаге, но и отнять у меня или просто поколебать эти ощущения уже никто не сможет. Никто. Никогда. Вот и первый поклон Учителю.
Не буду писать конкретно о методике, ведении занятия и проч., так как это врезается прочно, навсегда и письменной фиксации уже не требует, да и сам М.М. часто повторяет: «Этого можете не записывать, это просто надо знать всегда». Основа основ — импровизация! Если допустима такая аналогия: Бог — К.С. Станиславский, Христос — М.А. Чехов, или проще: «система» Станиславского во взгляде, в развитии, в трактовке М.А. Чехова. Непосредственные учителя М.М. — А.Д. Попов и М.О. Кнебель, это важно.
Пару слов об экзамене, который прошел, можно сказать, блистательно.
М.М. придумал и пробил устроить его в Доме-музее Станиславского, в том самом Онегинском зале, где К.С. репетировал в последние свои годы с оперно-драматической студией. Дала согласие приехать М.О. Кнебель (как потом оказалось, долго колебалась). Встреча гостей на «фамусовской» лестнице, атмосфера «дома», кресло «самого», охваченное шнурком, и его же портрет над креслом, кафедра, маленькая М.О. в центре — этого не описать.