Не в себе. Учение о галлюцинациях

Гиляровский Василий

При поступлении больного в стационар отмечено было следующее. Оба глазных яблока атрофированы, роговая оболочка совершенно сморщена и не прозрачна. Дрожание языка и рук. Удовлетворительно ориентируется в месте и времени. Обильные слуховые галлюцинации. Слышит голос жены и голоса своих знакомых, которые проникли в клинику, с тем чтобы его убить. Ясно слышит, как сговариваются его убить, обсуждают вопрос, как лучше с ним покончить, слышит угрозы по своему адресу, иногда же голоса его предостерегают: не ходи в уборную, там убьют.

Зрительных, равно как и обонятельных, галлюцинаций нет, но иногда наблюдаются совершенно особые явления. Больному вдруг начинает казаться, что к нему подступают с топорами и ножами, иногда при этом он слышит голоса и стук топоров. Но нередко бывает и так, что в данный момент он ничего не слышит, а ощущение, что ему именно сейчас угрожает опасность, настолько ярко и определенно, что его ничем нельзя разубедить. Больной может указать, откуда грозит ему опасность. Сам больной объясняет, что сердце его чует, что ему угрожает беда и что кто-то к нему подходит. Такие состояния наступают в виде кратковременных

приступов и представляют нечто большее, чем страх, так как самое существенное в них то, что страх локализован и связан с ощущением приближения врага, хотя больной его не видит и не слышит. Это не острое переживание бреда преследования и страха, это приступы каких-то ощущений. Они наблюдаются на фоне постоянного страха перед своими врагами, голоса которых он слышит. Больной убежден, что в палату проникли его знакомые, с которыми он занимался нищенством. Его враги, может быть, хотят убить его, чтобы он не раскрыл их мошеннических проделок. В то же время к врачам он относится доверчиво, просит у них защиты, хотя считает возможным, что они будут подкуплены его врагами.

Через 2–3 дня галлюцинации стали менее интенсивны, прекратились также приступы ощущений, что подступают враги. Еще через несколько дней прекратились и слуховые галлюцинации, одновременно с этим установилось критическое отношение к перенесенным переживаниям. Больной стал думать, что все страшное ему только мерещилось от вина, а может быть, и оттого, что ему что-нибудь подсыпали.

Несколько другая картина наблюдалась в другом случае галлюцинаторно-бредового состояния, тоже у алкоголика и слепого, но ослепшего сравнительно незадолго до начала душевного заболевания.

Больной И. П. 36 лет, столяр, из семьи алкоголиков. В прошлом каких-либо особых заболеваний не отмечалось. С молодых лет злоупотреблял спиртными напитками, в связи с чем страдал нервными явлениями. 3 года назад по поводу общего недомогания, тошноты и головной боли в качестве лекарства выпил полчашки метилового спирта, после чего на другой день заметил ослабление зрения, а на третий день совершенно ослеп. В глазной больнице было констатировано набухание сосков, через некоторое время перешедшее в атрофию. С этого времени у больного стал меняться характер – появилась раздражительность, подозрительность, боязнь посторонних. Он стал плохо спать по ночам, часто к чему-то прислушивался. Когда его выводили на улицу, боялся, что его заведут, «бросят в помойку». Иногда ему казалось, что откуда-то проваливается. Два месяца назад появились резко выраженные страхи. Он слышал голоса, которые грозили убить его, слышал, как кто-то говорил о нем по телефону, голоса куда-то звали его, заставляя петь песни. Часто, чтобы не слышать голоса, затыкал уши ватой. Иногда голоса кричали, что жена его убита и с ним будет то же. Месяца два больной оставался дома, причем старался продолжать свою работу столяра, хотя состояние его оставалось прежним. Часто ему казалось, что кто-то входит в комнату и подходит к нему, хотя в действительности никого не было. Несколько дней у него было состояние страха, связанное с ощущением, что его будут колоть иголками, иногда ему казалось, что это уже происходит. С месяц он пробыл в нервном стационаре. Состояние оставалось тем же, причем 2–3 дня были зрительные галлюцинации: больному виделись какие-то люди, которые дразнили его языками.

При исследовании было констатировано следующее. Жесткость и извитость лучевых и височных артерий. Полная слепота с отсутствием световой реакции. Речь, чувствительность не расстроены. Коленные и подошвенные рефлексы сохранены. Удовлетворительная ориентировка в месте и времени. В памяти нет особых дефектов. Последовательно рассказывает о развитии своего заболевания. Правильно оценивает свое положение. Говорит, что привык к своей слепоте. Галлюцинаций в настоящее время нет, но отношение ко всему окружающему недоверчивое и боязливое. Настроение несколько угнетенное, держится в стороне от других больных.

Не входя в подробный клинический анализ, можно сказать с полной определенностью о роли алкоголизма в том и другом случаях. У первого больного картина болезни подходит под понятие острого алкогольного галлюциноза. Можно было бы говорить о типической белой горячке, если бы не отсутствие зрительных галлюцинаций. Оценка второго случая гораздо сложнее. Здесь психоз возник на фоне подозрительности, развившейся в связи со слепотой и, видимо, также с алкоголизмом. Во многих отношениях этот случай приближается к психогенным параноидам у слепых и глухих, но здесь несомненно участие и алкоголизма. На это указывают и содержание слуховых галлюцинаций, и данные неврологического исследования, а также обычное при алкоголизме изменение отношения к жене.

Нас в данном случае более всего интересуют клинические особенности развившихся в связи с алкоголизмом галлюцинаторных картин и роль собственно слепоты в их генезе и структуре. У обоих больных были налицо общие условия для развития галлюцинаторных явлений, причем в первом случае можно было думать об исключительной роли алкоголизма. Весь предшествующий анамнез, начало заболевания – все было таким, как при белой горячке. Острое развитие устрашающих галлюцинаций имело место у хронического алкоголика в непосредственной связи с усиленным пьянством, сопровождалось бессонницей, дрожанием языка и рук, причем продолжалось несколько дней и закончилось выздоровлением. Что касается отсутствия зрительных галлюцинаций, то в этом нужно видеть проявление общей закономерности; психоз строится на той базе, которая имеется в том или другом случае. У больного не было зрительных ощущений, не было зрительных представлений, ясно, что вследствие этого не могло быть и зрительных галлюцинаций. Не отразилось ли выпадение зрения на структуре галлюцинаторных расстройств, не дало ли

каких-либо особенностей, которые могли бы быть использованы в общей проблеме галлюцинаций? Само по себе понятно, что при неразвитии зрительного анализатора общие условия, имевшиеся налицо для развития галлюцинаций, привели к тому, что в центре психоза стояли слуховые галлюцинации, но исчерпывается ли картина только ими и нет ли в ней каких-нибудь явлений, заставляющих думать о чем-то ином, кроме участия слухового анализатора? В разбираемом случае мы должны обратить внимание на наличие приступов особенных состояний страха с ощущением, что кто-то подходит, причем больной может указать направление, откуда идет опасность. Очень существенно, что это не ощущение больным в определенном пространстве врагов, голоса которых слышны. Здесь имеет место тоже проецирование, но на основании каких-то иных, не слуховых ощущений. Описывая в 1913 г. этот случай, мы говорили о возможности трактовать его как галлюцинации 6-го чувства слепых, как чувство у слепого приближения к нему или приближения его самого к какому-нибудь значительному препятствию. Не касаясь вопроса о целесообразности выделения такого чувства, мы должны сказать, что какие-то ощущения у нашего пациента заменяют собой зрительные и дают основание проецировать представление о какой-то реальной угрозе в определенном месте окружающего пространства. Эта проекция вовне, как мы видели, является центральным вопросом в проблеме галлюцинаций. На наших случаях можно видеть, что она не зависит непосредственно от зрительного или слухового характера ощущений, совершенно независима от поражения того или другого анализатора и, следовательно, представляет более общее и ближе стоящее к существу явлений расстройство.

Для уяснения сущности расстройства у наших слепых алкоголиков большое значение имеет ознакомление с такими случаями, когда аналогичные феномены чувства приближения наблюдаются не у душевнобольных. Психологи говорят о чувстве или «сознании присутствия» кого-то или чего-то постороннего. Джемс приводит описание переживаний, которые могут быть названы этим именем у слепого – интеллигентного, знающего, музыкально образованного человека. Однажды, во время напряженной игры на рояле, у него внезапно появилось чувство холода во всем теле, ползания мурашек в волосистой части головы, это заставило его обернуться; в этот момент он не видел, а как-то ощутил, что какая-то фигура бесшумно проскользнула, уплотняясь, через приотворенную дверь, приняла форму человека средних лет, направилась к кушетке и расположилась на ней. Появление этой фигуры повторялось в дальнейшем многократно, между 2 и 4 часами дня. Фигура исчезала, когда слепой делал какое-нибудь движение или начинал говорить. В этот период времени он имел обыкновение подкреплять себя крепким холодным чаем, и, когда отказался от этой привычки, беспокоившее его явление совершенно прекратилось. Он подчеркивает, что у него не бывает при этом каких-нибудь зрительных или слуховых ощущений. У него, как у очень многих слепых, были очень хорошо развиты слух и тактильное чувство. Он мог по признакам, непонятным для других, определить присутствие постороннего в комнате или приближение к нему. Признаками этими были легкие шумы, не ощущаемые для других, или такое же легкое изменение давления воздуха. Сам он думал, что в моменты появления фигуры, о которой идет речь, он не испытывал этого ощущения. Так как появлялись они тогда, когда он находился в состоянии утомления, близком ко сну, с которым он боролся при помощи крепкого чая, то сам он считал, что у него не могло сохраниться воспоминания об этих ощущениях; они не сознавались как таковые, но послужили толчком для образования галлюцинаторного образа. В конце концов, это были своеобразные зрительные галлюцинации.

Нечто подобное может наблюдаться не только у слепых. Это относится как к явлениям чувства присутствия, так и к соответствующим галлюцинаторным феноменам.

У Джемса приводится другое наблюдение, интересное в этом отношении. Описываемый им знакомый, человек образованный, сообщил следующее. Несколько лет назад у него однажды появилось чувство присутствия кого-то постороннего. Он уже лежал в постели, собираясь заснуть, и в этот момент почувствовал, как что-то проникло в его комнату и остановилось около постели, вместе с тем все его существо было охвачено каким-то невероятным чувством страха и какой-то тоской, локализовавшейся в груди. Он отрицает наличие около него какого-либо предмета, но в то же время ощущение присутствия чего-то постороннего было так живо, как никогда не бывало от присутствия какого-либо реального предмета или живого существа. Это что-то через одну-две минуты исчезло так же быстро, как явилось, исчезновение его характеризовалось каким-то течением воздуха по направлению к двери, представляя нечто обратное тому, что было вначале. И в этом случае можно признать, что появление призрака не было чем-то мистическим, сверхчувственным. Если не было собственно зрительных или слуховых ощущений, то налицо были те ощущения, которые кладутся в основу так называемого чувства приближения у слепых. Сам наблюдавший это явление говорит о волне, движении воздуха сначала при появлении по направлению от двери, после обратно. Неслучайно также, что в ночь, предшествующую первому появлению «призрака», у больного в ночное время было ощущение, что кто-то берет его за руку.

Таким образом, и в этих случаях, как и у вашего слепого алкоголика, речь идет о галлюцинаторных явлениях. Это не приступы состояния страха с представлением, хотя и неотчетливым, о какой-то реальной опасности. Здесь имеются особые ощущения, изменения проприоцепции, приводящие к образованию галлюцинаций. Нужно подчеркнуть также, что все эти явления происходили, когда человек находился в состоянии большого утомления или прямо засыпания. Существенно, что здесь, так же как и в других случаях, имеется проецирование вовне возникающих образов, имеется в основе рецепция, хотя и не зрительная или слуховая, как это имеет место в большинстве случаев.