Не верь, не бойся, отпусти!
Шрифт:
Туз встретил мою идею без энтузиазма, но и не отказал, велев обратиться с этим вопросом к горничной.
— Ты только смотри, Варвара, аккуратнее. Не дай бог, кто-то спалит твою подружку, и даже я помочь не успею. Сама видишь — народ серьезный, подозреваю, что дядя твой не в одиночку трудится, стервец старый, — брюзгливо заметил он. — И вообще… съезжала бы ты оттуда, не нравится мне это место, какое-то оно гиблое.
— Даю слово: как только выясню, что там с Карибидисом, так сразу и съеду, дня не задержусь, — пообещала я, в душе надеясь, что так
— Врешь ты, конечно, но придется поверить, — вздохнул Туз. — Ладно, дело твое. Но все равно — аккуратнее, слышишь?
— Я поняла. Спасибо.
Я убрала телефон, выбросила в мусорку окурок и поежилась — погорячившись, выскочила на улицу без плаща, купившись на яркое солнышко, однако день выдался ветреный, и меня основательно продуло. Захотелось кофе и какую-нибудь булочку, я бросила взгляд на часы, чтобы убедиться, что обед уже начался, но стрелки показывали ровно половину двенадцатого. Рановато…
Вздохнув, я вернулась в офис, прошла в кабинет, стараясь не смотреть на низко склонившуюся над столом Нину. Та отчаянно стучала по клавиатуре — перепечатывала справку для завтрашнего арбитража, на который пойдет Кукушкин. Однако через десять минут, постучав предварительно, Нина вошла в кабинет с подносом, на котором дымился кофе и стояло блюдце со свежим круассаном. Виновато моргая, она опустила поднос передо мной и, пятясь, вышла из кабинета. Я только хмыкнула — напугана, но про кофе не забыла, — профессионал, чего там.
С удовольствием расправившись с теплым круассаном, я закурила и набрала номер приемной Митрохина. Ответившая мне девушка любезно продиктовала номер сотового и подсказала, в какое время удобнее звонить ее шефу, который сейчас уехал на объект.
— Он очень ждал вашего звонка с утра, а потом вынужден был уехать, — извиняющимся тоном сказала девушка. — Но если вы позвоните ему в два часа, то как раз сможете без помех поговорить. В это время Эдуард Михайлович обедает.
— Понятно, спасибо.
Я прикинула, что до двух еще есть время, а вот неотложных дел зато нет и можно пробежать глазами пару свежих газет — мало ли что. Нажав кнопку интеркома, я попросила Нину принести прессу, и та вошла через минуту, держа в руках три газеты.
Ничего интересного там не оказалось, кроме небольшой заметки в разделе культуры, где говорилось о гастролях оркестра моего мужа, которые начались аншлагами. Звездный супруг триумфально шествовал по Европе. Ну, вот почему я даже порадоваться за него не могу без сарказма? Ведь успешный же, знаменитый — мечта! Нет, мне все не так… От неожиданной трели мобильного я чуть из кресла не вылетела, не ждала никаких звонков. Глянув на дисплей, с изумлением обнаружила номер мужа — ну, мистика же…
— Алло.
— Варенька, здравствуй, — как ни в чем не бывало, заговорил Светик, — как твои дела?
Вот так — словно и не ссорились перед отъездом, звонит и спрашивает, как мои дела. То ли святой, то ли идиот…
— У меня все в порядке. Как раз читаю заметку о твоих гастролях. Успех полный, поздравляю.
— Спасибо.
— Ушла? Я ушла? Или ты снова строишь из себя обиженного и оскорбленного?
Настроение испортилось. Ненавижу ругань по понедельникам, потом вся неделя наперекосяк идет. Не надо было трубку брать.
— Варя… что с нами происходит в последнее время? С декабря все как-то странно, необъяснимо… — Голос Светика чуть дрогнул. — Мне кажется, ты хочешь уйти от меня, но никак не можешь решиться. Так имей в виду — я просто так тебя не отпущу. Ты моя жена, я тебя люблю и дорожу тобой.
— Ну, разумеется. Настолько сильно дорожишь, что… — Но он перебил меня, прекрасно поняв, что я сейчас скажу:
— Варя, мне казалось, мы закрыли эту тему. Мне ужасно горько, что так произошло, но уже ничего не изменишь. С этим придется жить…
— Да — мне! Мне придется с этим жить, потому что для тебя-то ничего не поменялось. Подумаешь — сын! — зло ответила я, чувствуя, что сейчас мы снова поссоримся.
— Варя…
— Ну, что — «Варя, Варя»?! Что ты заладил? Почему в любом разговоре ты суешь мне в нос своего сына в качестве аргумента, а? Тебе недостаточно, что я тебе все простила? Тебе непременно нужно, чтобы я каждую секунду помнила о том, что он есть? Так скажи — мне-то это надо? Вот лично мне — к чему это, а? Я ничего не запрещаю, я даже настаиваю, чтобы ты ему помогал и виделся с ним, но меня освободи от этого, понятно? Разве мы об этом не договаривались? — Я сорвалась на крик, понимая, что, скорее всего, в приемной все слышит Нина, но это уже не останавливало. — Светик, ты зачем позвонил? У меня тяжелая неделя, суды через день — и тут ты с душещипательными разговорами!
— Я пока еще твой муж, — спокойно ответил он, — и имею право позвонить, когда хочу. Захотел услышать твой голос — и позвонил. И ведь это ты завела разговор о Макаре, а не я.
Этот простой довод отрезвил меня — действительно, он-то ни слова не сказал о сыне, а я завелась. Видимо, крепко засела обида, прорывается в любом разговоре. Ну, что мне теперь — извиняться? Зачем он позвонил?
— Варя, у тебя точно все в порядке? — продолжал Светик мягким голосом, в котором слышались забота и беспокойство. — Мне кажется, ты устала…
— У меня работы много, — промямлила я, сбитая с толку его тоном. — Вот и через час, скорее всего, встречу клиент назначит…
— А как тебе в поселке?
— Там хорошо, тихо… мы с Анькой даже в салон красоты сходили как-то.
— Ты к бабушке не заезжала? — вдруг спросил муж, и я удивилась:
— Так и не должна была вроде.
— Зря ты так с ней. Пожилой человек, ей одиноко. А теперь, кроме тебя, вообще никого рядом.
— Если ты пытаешься воззвать к моей совести, то зря. Я пока не готова с ней общаться, — упрямо заявила я. — То, что вы сделали, предательство. Ладно — ты, но родная бабушка! Этого я никогда, наверное, не пойму.