Не верь, не бойся, отпусти!
Шрифт:
— Надеюсь, что у тебя есть настроение для другого.
— Для чего? — В принципе, задавать подобный вопрос не было никакого смысла, потому что ответ очевиден, но меня вдруг стали пугать паузы в разговоре, и я изо всех сил старалась залепить бреши вот такими глупостями.
— Я думал, ты проницательнее, госпожа адвокат.
— Мы не на процессе.
— Кстати, странно — мы ни разу не пересекались с тобой по рабочим вопросам за все годы, ты не находишь?
Я пожала плечами и осторожно вытащила пальцы из сжатой ладони Мельникова.
— Может,
Кирилл рассмеялся, откинув назад голову:
— А ведь и правда! Судя по тому, что о тебе рассказывают, я избежал публичного позора проигранных дел.
— Проигранных мне, — уточнила я, испытывая странное желание уязвить его.
— А тебе, безусловно, хотелось бы этого, а? — Кирилл чуть ослабил галстук и крепко прижал в синей стеклянной пепельнице окурок. — Я не могу представить кого-то, кроме тебя, кто мог бы столько лет культивировать в себе ненависть и жажду мести.
Это было как удар — я не ожидала, что он решится заговорить на подобную тему, более того — мне казалось, что этот вопрос мы прояснили еще тогда, до Нового года, лежа в гостиничной постели. Я никогда не хотела мстить ему — все чувства умерли во мне давно, в больнице, при первом осмысленном взгляде на сгорбившегося рядом с кроватью на стуле Светика в белой накидке. Именно тогда я поняла, что только Светик не бросит меня, не оставит, поддержит. Он — а не Кирилл, любовь к которому и загнала меня в больничную палату. Правда, и со Светиком я, как оказалось, ошиблась, но это другое. А Кирилл… нет, я никогда не думала о мести, я вычеркнула его из жизни, не появись он в прошлом году — так и не вспомнила бы. Но он пришел, и оказалось, что я не так уж бесчувственна, не так безразлична. И память моя тут же услужливо сунула мне же в нос все, что когда-то связывало меня с ним.
— Ты слишком высокого мнения о себе, Кира, если считаешь, что я до сих пор вынашиваю какие-то планы мести, — спокойно сказала я, собрав все свое самообладание в кулак, чтобы не расплакаться. — Поверь, в моей жизни было много всяких эпизодов, и ты — всего лишь один из них.
Мельников вдруг поднялся, обошел стол и, остановившись у меня за спиной, положил руки на плечи. Я вздрогнула — что-то недоброе почудилось мне в этом жесте, что-то неуловимо опасное и одновременно… зовущее. Я непроизвольно прижалась щекой к лежавшей на плече руке, и Кирилл, наклонившись, прошептал мне на ухо:
— Пусть так… пусть эпизод… но сейчас ты встанешь из-за стола и пойдешь со мной туда, куда я скажу. Потому что сама этого хочешь. — Сказав это, он резко выпрямил спину и направился к барной стойке оплачивать счет, нимало не сомневаясь, что все будет так, как он сказал.
Самое ужасное заключалось в том, что он не ошибся. Как бы ни старалась я сохранить лицо и холодную отстраненность во взгляде, но его голос, его руки, вообще его присутствие лишали меня способности соображать и сопротивляться. Никому из моих мужчин никогда не удавалось влиять на меня не то что подобным образом, а вообще хоть как-то.
Мы вышли из кафе, и на крыльце он крепко обнял меня, прижимая к себе каким-то совсем уж хозяйским жестом:
— Видишь, как все просто? Главное — себе не врать, Варвара.
Не скажу, что у меня были возражения на этот счет.
— И куда же мы? — поинтересовалась я, садясь в его припаркованную неподалеку машину.
— Ко мне, — просто ответил Мельников. — Ремонт закончен, в квартире полный порядок, есть даже хорошее кипрское домашнее вино. — При упоминании Кипра меня передернуло — ну вот что это опять? Совпадение? Или нет?
— И кто же доставляет тебе подобное? — как можно легкомысленнее поинтересовалась я.
— Сам привез, — выезжая из парковочного «кармана», ответил он, и мне стало совсем нехорошо.
— Что ты делал на Кипре?
— А что там можно делать, скажи? Отдыхал.
— Долго?
— Нет, всего семь дней, дольше не вышло.
— Один? — я даже сама не поняла, как у меня вырвался этот вопрос, но было поздно.
Мельников с удивлением повернулся ко мне:
— Ба, да ты ревнуешь, что ли, Жигульская?
— Больно надо. Просто поинтересовалась.
— Учитывая, что просто так ты ничего не спрашиваешь, признаюсь сразу — компания была сугубо мужская, коллеги по работе, — усмехнулся Кирилл. — Это было нечто вроде выездного совещания.
— А говоришь — отдыхал.
— Ну, не все же время мы совещались, правда? Отдохнуть тоже успели.
«Забавная, однако, у тебя контора, — подумала я. — Вряд ли маленькая фирмочка может позволить себе такие вояжи для сотрудников». Опять чудится мне вранье, а я никак не могу ухватить конец нити, и это раздражает.
— Подвох ищешь? — неожиданно спросил Мельников, и я вздрогнула — неужели ухитрилась вслух что-то шепнуть? Со мной подобное иногда случается, если я задумалась.
— Какой подвох? Я тебе не жена, чтобы кругом подозревать, — я пожала плечами и постаралась не отворачиваться в окно, хотя очень хотелось.
— Почему ты такая? Даже соврать ленишься, — как-то грустно констатировал Кирилл. — Ну, сказала бы — да, ищу, потому что ревную. Может, мне было бы приятно.
— А мне, может быть, не было бы. Так зачем напрягаться?
— Сколько тебя знаю, Варька, ты всегда лишних движений боялась. Все рассчитывала так, чтобы не суетиться. Может, потому и рванула так высоко, а? Пока мы тут в мелочах копались, ты четко по продуманному плану шла.
— Я никак не пойму — тебе моя карьера покоя не дает, что ли? Ты и спишь со мной так, словно наказываешь за это, — усмехнулась я.
— Может, это я себя наказываю, когда сплю с тобой, не думала? — парировал Мельников с улыбкой. — Ты представляешь, каково это — знать, что твоя женщина успешнее тебя?