Не вернуться никогда
Шрифт:
Зелёные глаза данвана встретились с серыми — анласа и русского.
— Трусы не ходили за храбрым Йохаллой. И не меня так называли, — сказал Ротбирт, — да и не назовут, милостью Дьяуса, — он достал саксу.
Данван снова скребнул землю рукой в отчаяньи. Посмотрел в сторону кораблей. Помощи не было… Что с ним сделают?
Анласы — слов нет — умели пытать. Но делали это лишь мсят за кровные обиды или добывая у пленного сведения. Кровных счётов у Ротбирта к данвану не было, сведения — какие
— Давай-ка… — проворчал Ротбирт, перерезая подпругу и сдёргивая седло. Мальчишки подсунули руки над конскую тушу, послышалось слитное "йухх!" — и Вадим сдавленно рявкнул по-русски:
— Тяни, блин!
Данван вытащил ногу из-под конской туши, откатился — как ртутный шар — и сел, во все глаза глада на врагов, которые, отряхивая руки, смотрели на него.
Он великолепно знал, что такое жалость и доброта. Но никогда не примерял этих чувств ни на кого из не-данванов. В круге жалости и доброты были только свои. Иначе было бы просто смешно. И всё-таки сейчас он, подняв оброненный в падении меч, не набросился на анласов — и не из страха, что их двое, а он один.
— Эй, — неуверенно сказал он. — А… зачем вы это сделали? Почему вы меня не убили?
— А вот в бою встретимся — убью, не пожалею, — ответил Ротбирт. А Вадим смотрел во все глаза на то, чего никак не могло быть — миниатюрную гарнитуру, в левом ухе данвана, от которой тонкий отросток, плотно прилегавший к коже, уходил на шею и ниже — под панцырь. — Какое зло ты мне сделал, чтобы тебя убить просто так?
— Зло? — данван невольно улыбнулся, словно услышал что-то забавное. — А что такое зло, анлас?
Ротбирт хмыкнул. Стукнул кулаком о кулак. Вопрос застал его врасплох.
— Зло… Зло — это когда плохо…
— Плохо? Мы разобъём вас; нам будет хорошо, вам — плохо. Так где твои зло и добро? — насмешливо спросил данван, не обращая внимания на ставший злым взгляд Вадима — уж очень знакомые слова послышались, как со страничек новенького учебника по формальной логике, на последней страничке которого мееееленько напечатано: "Выпущено по рекомендациям Международного Комитета по правам человека. Спонсировано Фондом Сороса". — Это не понятия, а облака. Дунул ветер… и нету. Или изменились так, что и не узнать.
Ротбирт вздохнул. Он никогда не задумывался над этим. Ведь это просто и понятно… но как это объяснить и доказать? Как объяснить и доказать то, что не требует объяснений и доказательств? И решился наконец.
— Ты — данвэ, а у вас, демонов тьмы, наверное, всё иначе. А наша жизнь коротка. Мы не можем что-то делать, надеясь, что будет время переделать, и мы говорим: "Думать легче, чем делать. Поэтому думай, прежде чем обещать и клясться."… — Ротбирт вздохнул и увидел, что его внимательно слушают и данван и Вадомайр, только что выглядевший почему-то очень обозлённым. — У нас, молодых, был учитель — старый, слепой сэп — ну, певец-воин… Он говорил так: "Когда боги создали людей, они дали им волю и право выбирать зло или добро. И самим решать, что есть что. Ни один человек не знает, правилен ли его выбор и что его ждёт после смерти. Но человек — если уж он человек! Выбрав, идёт до конца, а после смерти принимает заслуженное без страха." Мой народ, данвэ, выбрал добро — наше, людское, добро. Мы поём об этом песни — вот такие —
—
Кто слаб — того не обижай.
Не разрушай, а создавай!
Слова на ветер не бросай.
Любовь свою не оскверняй.
Стране родной не изменяй… Вот и всё. Эт оне тучи в небе. Это скалы, на которых держится земная твердь. Всё придёт, уйдёт и забудется, но то, о чём я сказал тебе — останется, ибо это есть суть человека.
Данван уже давно смотрел не задумчиво, а изумлённо. Потом хотел что-то сказать, но промолчал, лишь продолжал смотреть на анласа. И вдруг произнёс:
— Если мы встретимся в схватке — я тебя не увижу.
— И я не подниму на тебя меч, — просто ответил Ротбирт. Данван повернулся и пошёл прочь, сильно прихрамывая.
* * *
Конные сотни хангаров шагом двигались на молчащий анласский лагерь. За ними плечо в плечо шагали данвэсские лучники; на флангах их строя — клинья конных отрядов…
… - Они тебя отпустили?! — ан Атто йорд Делар сдвинул грифоний шлем, радостно и изумлённо глядя на мальчишку. Тот кивнул:
— Да. Мой капитан… я прошу простить мои слова, но мне кажется, что мы напрасно хотим сражаться с этими людьми. Они знают что-то… что-то, чего не знаем мы, папа.
— Дикари? — ан Атто йорд Делар покачал копьём. — Успокойся, сынок. Ты слишком близко был к смерти, а в твои годы это слишком остро воспринимается…
* * *
Ливень тяжёлых данвэсских стрел рушился на анласский лагерь. От падавших стрел спасения не было — они прошибали щиты, кольчуги, доски возхов, убивая воинов, детей, женщин, стариков, скот…
Анласы отвечали таким же упорным градом. Но их стрелы находили добычу среди хангаров.
Друзья не прятались. Очевидно, боги анласов хранили побратимов. Одна стрела, падая сверху, пробила дно воза рядом со ступнёй Ротбирта, вторая, пущенная, должно быть, издалека, ударила в грудь панцыря Вадима, третья сразила на миг заслонившего его же ополченца… Они не могли не стать мишенями для лучников — воины в доспехах…
Стало ясно, что врага не остановить, когда коричневая масса, подошедшая совсем близко, вдруг раздалась под двумя серебристыми клиньями данвэсской конницы. По двести всадников в каждом…
Ротбирт ещё успел вогнать стрелу точно в щель шлема мчавшегося на него всадника и, швырнув лук с тулом далеко назад, выдернул из креплений щит…
…Атака данвэ была молниеносной и беспощадной, как вихрь. Их копья с ромбическими наконечниками били снизу вверх, и ополченцы гибли один за другим, не успевая даже дотянуться до врага. Подоспевшие хангары бросились растаскивать возы.