Не верьте клятвам, сёстры

Подарите эту книгу своей хорошей подруге, но такой, которая сможет не только иронию уловить в описании самых схожих эпизодов женских судеб, но и рифму необычную услышит, и сонетной форме не просто порадуется, но и отличие английского сонета от французского уловит, и наш родной жестокий романс тоже узнает!

Мария Похиалайнен, математик и преподаватель математики, умеет совмещать точный

поэтический размер с игрой в форму. Видно, всем им, пишущим математикам, покоя не дает их английский коллега, придумавший историю про девочку Алису, которая идёт себе идёт, попадает в игру и тем самым её разрушает, просыпаясь и выходя в жизнь.

Вот и М. Похиалайнен предлагает бесконечное множество (как там у них, у математиков?) вариантов историй, которые только на первый взгляд женские, а на второй и все последующие – это литературная игра, которая, конечно, куда интереснее всех этих встреч-невстреч, ожиданий-разочарований и проч.

Поэтому иногда смотрятся такими необязательными в этом сборнике какая-нибудь неизбежная «Тишина», ещё пара стихотворений, которые выдают всё же в авторе старательно фиксирующую свои переживания женщину. Ничего, пусть будут, потом выльются во что-нибудь неожиданное, вроде цикла «Письма Марыси» или переводов из Шейлы О’Нил или Лоуренса Тримэдока, – привет от Черубины де Габриак.

Стилистические перехлёсты, умение жеманно отставлять пальчик, как леди из цветочного магазина, или еле передвигать ноги в песках в поисках Эльдорадо, тонкости карточной игры (вот где ритм, и страсть, и азарт, и умение хлопнуть дверью, проиграв всё!), калейдоскопическая быстрота в смене масок, ритмов, исторических эпох – да, это знак таланта, того самого, который есть у настоящих женщин: приземляться всегда на ноги. Но это ещё и знак той самой тоски, той жизненной неудачи, помеченной «золотым клеймом», о котором говорила Ахматова. Именно это «клеймо» и есть знак искусства, придающего смысл тому, в чём мы видим просто жизнь.

Если ваша подруга вас поймёт, вам будет о чём поговорить.

Татьяна Морозова

Там, где море упирается в горы

Голубеющей дугою залива,

Без меня остался город, в котором,

Вероятно, я была бы счастливой.

Недоступен, отрешён, независим,

На возврат туда наложено вето.

Два десятка неотправленных писем

Пожелтели, дожидаясь ответа.

А когда доносят вести муссоны

Ярким отблеском вечерних сполохов,

Город, вздрогнув в тишине полусонной,

Понимает, что ему тоже плохо.

От тоски и неприятностей мелких,

От возможности прожить друг без друга

На часах своих бесстрастные стрелки

Повернула я обратно по кругу.

И вернулась бы в покинутый город

В прошлом, в будущем ли, в дне настоящем.

Покрывал бы дымкой море и горы

Разогретый солнцем воздух пьянящий.

И, шагнув на двух дорог перекрёсток,

Мы смотрели

б друг на друга, немея…

С наклоненьем сослагательным просто,

Так как формы временной не имеет.

Сквозь дождь, туман и дыма гарь

Струился мягкий свет:

В ветвях запутался фонарь,

А звёздочка – в листве.

И если всё вернуть назад...

По замыслу планет

Мне нужно было «да» сказать,

А я сказала – «нет».

Не слыша в шуме городском

Веления судьбы,

Я заглянула в гороскоп.

Напрасно, может быть.

И снова мне дала совет

Вечерняя звезда:

Ответить нужно было «нет»,

А я сказала – «да».

И подсказать, как дальше жить,

Светила не хотят.

До этих дней ещё свежи

Укусы на локтях.

Кружит времени колесо,

Связи с прошлым слабей и слабей,

То ли вымысел, то ли сон

Существует сам по себе.

Я боюсь говорить о нём —

Против истины погрешить.

Смутный образ иных времён,

Наслоенье дат и имён,

Суеты спасительный щит.

Можно выдумать от тоски:

Дождь, фонтаны, окно с плющом,

Тишину площадей городских...

Да и мало ли, что ещё.

Блеск ненайденного руна,

Заставлявший аккорды брать,

Отмерцал, но звенела струна —

Цепь из звеньев зла и добра,

С каждым днём становясь тяжелей

От мысли, что шли не за тем мы.

Так стану ли я жалеть

Эти белые хризантемы…

В. П.

Какие странные порой

На свете происходят вещи —

Спектакль другой, состав другой

Нам был афишами обещан.

Прожектор, ослепив глаза,

Погас. Кларнет вздохнул печально.

И понемногу ускользать

Стал замысел первоначальный.

Где режиссёр? Где драматург?

И кто поможет разобраться?

Свет рампы резал темноту —

Защиту ветхих декораций.

Актёры бросили игру,

Слонялись в непотребном виде,

Директор предлагал к утру

Билетами зарплату выдать.

Какой-то зритель без труда

Из зала выбрался на сцену

И уговаривал продать

Ему кулисы за бесценок.

Пожарный монолог читал

И угрожал брандспойтом даме,

Оркестр, актёрам не чета,

Старательно фальшивил в яме.

По креслам ползали клопы,

Скулу сводило в нервном тике.

В буфете тесно от толпы,

Коньяк – разбавлен, цены – дики.