Не влюблены
Шрифт:
До этого момента все его внимание было сосредоточенно на Руте, но теперь он мог осмотреться.
Квартира была великолепной. Или стала такой благодаря Руте. Ни в самом небольшом помещении, ни в планировке, не было ничего особенного, зато вся квартира буквально утопала в зелени. Тут были кактусы и цветы в горшках, но основное место занимали полки и стеллажи (не исключено, что сделанные своими руками), где Рута выращивала овощи с помощью гидропоники. Эли заметил базилик, помидоры, мини-огурцы, перец, листья салата, и это только на первый взгляд.
Ее дом и правда был прекрасным садом.
Эли
Эли хотел восхититься мастерством Руты, но сейчас было неподходящее время. Она опустилась на пол перед диваном и подтянула колени к подбородку: прямо как ее брат ранее в коридоре.
Эли вздохнул и сел рядом, касаясь ее руки.
– Обычно я не плачу, – она вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Я так и думал.
– Почему?
– Просто догадка. – Прошлым вечером, найдя показания Флоренс, она не плакала, хотя основания для этого были. – Твой вайб, как бы сказала Майя.
Она улыбнулась, всхлипнув.
– Это потому, что он мой брат. Он моложе, и у меня на подкорке записано, что я должна заботиться о нем.
– Понимаю.
– Он ведет себя как полный придурок. Я веду себя как слабачка. Это может перейти на действительно опасный уровень. Мне нужно найти решение этой проблемы. Просто...
– Поверь, я знаю, – искренне сказал Эли, и Рута наконец-то оторвала взгляд от своих коленок.
– Это смущает, – призналась она.
– Что?
– Майя... великолепна. В первый вечер, когда мы встретились, ты сказал, что раньше вы не ладили, но было очевидно, что ты справился со своими проблемами. Тем временем как я добилась бы судебного запрета для своего брата, если бы не была гребаной слабачкой.
Он кивнул.
– Майя замечательная, и теперь у нас хорошие отношения, которые я бы ни за что не променял. Но, – он сглотнул. – Хочешь историю?
– Зависит от обстоятельств. Она ужасная?
Он тихо рассмеялся.
– Самая ужасная из всех. – Это не было преувеличением.
Она торжественно кивнула.
– Даже не знаю, с чего начать… Это сейчас Майя замечательная, но когда ей было пятнадцать, она порезала шины моей машины, потому что я не пустил ее на ночной показ какого-то дерьмового фильма ужасов в школьный вечер. – Он поморщился при воспоминании. – А когда посадил ее под домашний арест в качестве наказания, она порезала и те, что я купил на замену: совершенно новый комплект.
Рута расширила глаза, и вдруг задала вопрос:
– Кто дал тебе право указывать сестре, что она может делать, а что нет?
– Ты на ее стороне?
– Нет, – она шмыгнула носом. – Может быть.
Он усмехнулся.
– Я получил над ней опеку, когда ей было одиннадцать. Суд дал мне на это право. Буквально.
– А твои родители?
– Они умерли с разницей в год. Мама от острого лейкоза. Отец попал в автомобильную аварию.
– Сколько тебе было лет?
– Двадцать пять.
– И ты был ее единственным оставшимся родственником?
– Есть несколько дядей и троюродных кузенов, но не здесь, в Остине, и она их плохо знала. Я был взрослым, и ее
– Если бы кто-то попросил меня позаботиться об одиннадцатилетнем ребенке, я бы не знала, с чего начать, – сказала Рута.
– Я тоже. Майя была совсем маленькой, когда я уехал учиться в колледж. Я не ладил со своими родителями, поэтому редко возвращался домой и почти ее не видел.
– Поэтому последнее, что ты сказал своей маме...
– Что она – дерьмовая мать? – Эли вздохнул. – Мой отец был строгим, наказывал даже за то, что ты закатывал глаза, а я был... придурком. Его подход ко мне не сработал. Постоянные ссоры, ультиматумы, угрозы, а я становился все более диким им назло. Все это подростковое дерьмо. Мама всегда и во всем полагалась на отца, так что, – Эли пожал плечами. – Если бы я мог поговорить с ними сейчас, как взрослый с взрослыми, возможно, мы бы все решили. Но я переехал в Миннесоту, чтобы играть в хоккей. Подрабатывал на полставки. Возвращался домой максимум раз в год на пару дней. Потом началась аспирантура, и времени совсем не стало хватать. Мы жили в одном городе, и я мог бы бывать у них чаще, но дом был тем местом, где я был несчастен три четверти своей жизни, и у нас всех было так много багажа. В последний раз я видел маму на свой день рождения. Они пригласили меня на ужин. Разговор перетек в обычные взаимные обвинения. Несколько недель спустя моя мама умерла. – У Эли было десять лет, чтобы разобраться с сожалениями, и они все еще не отпускали. Так будет всегда. И именно поэтому, он терпеть не мог свой день рождения. – Потом погиб мой отец, четырнадцать месяцев спустя. И я стал опекуном своей сестры.
В глазах Ру не было ни жалости, ни осуждения.
– Майя... – она покачала головой. – С тобой все было в порядке?
Никто не спрашивал его об этом раньше. Все внимание было приковано к Майе, и это было справедливо. Сердце Эли бешено заколотилось, но он скрыл это за смехом:
– Я определенно не был в порядке. Паниковал. Я совсем не знал Майю. У меня не было денег, меня только что выгнали из докторантуры, а ипотеку моим родителям все еще нужно было выплачивать. А Майя... поначалу она просто горевала. Позже горе переросло в гнев, и ей нужно было выместить его на ком-то. Вариантов было только два: она или я. Она использовала оба, – Эли сглотнул. – Думаю, сестра не стала бы отрицать, что была занозой в задницей. С другой стороны, я был хорошим воспитателем.
Из-за недавних слез смех Руты вышел «плаксиво-пузырящимся». Так необычно и мило.
«Мне нравится, когда ты смеешься. Ты мне нравишься, когда ты серьезна. Ты мне нравишься все гребаное время».
– Стало лучше?
– Потребовалось несколько лет. Хлопанье дверями, крики, выходки продолжались до того момента, как она уехала в колледж. Оглядываясь назад, я понимаю, как невыносимо Майе было, что, по сути, чужой человек, указывал ей, что делать. Уехав в колледж, она порвала со мной все связи. Я был практически уверен, что больше никогда ее не увижу. К тому времени дела у «Харкнесс» шли хорошо, и я мог позволить себе отправить ее учиться туда, куда она хотела. Знаешь, что она выбрала?