Не влюблены

Хейзелвуд Али

– Два, семь, один, восемь, два, восемь.

– Твой пароль – число Эйлера?

Они обменялись удивленными взглядами. Как будто только сейчас встретились.

– Ты ученый? – с любопытством спросила она.

Впервые он заметил хоть какой-то интерес с ее стороны. Она невозмутимо попросила разрешения воспользоваться его телом и добровольно предложила взамен свое, просмотрела его документы с эффективностью клерка автоинспекции, но за рамками того, что происходило здесь и сейчас, он не был ей интересен.

До этого момента.

– Если я скажу

«да», ты примешь это как доказательство того, что я Унабомбер?

Она улыбнулась. Чуть шире, чем раньше. Эли надеялся, что его ответ ее не разочарует.

– Я не ученый. – Это был честное, хотя и болезненное признание. – Просто немного изучал естественные науки.

– Как дополнительную дисциплину в университете?

– Что-то в этом роде. – Вдаваться в подробности не было смысла.

– Чем же ты тогда занимаешься?

– Скучными финансовыми делами.

– Понятно. – Она не казалась разочарованной и все еще пытливо смотрела на него.

Это кружило голову. Ее внимание казалось более ценным, чем золото, акции, и прогнозы краха рынка.

– А ты ученый?

Она кивнула.

– Какого рода?

– Биоинженер.

Он начал выезжать с парковки, и вдруг почувствовал, как ее теплая ладонь легла ему на предплечье. Эли испытал шок, сравнимый с тем, что получаешь, когда тебя обдувает горячим воздухом из кондиционера.

Блядь. Просто блядь.

– Спасибо, – сказала она, как обычно, серьезно и искренне.

– За то, что не вожу «Тесла»?

Она покачала головой.

– За твою доброту.

Он не был добрым. Ни один добрый человек не сделает того, что он собирался сделать завтра, и при этом наслаждаться каждым мгновением. Но было приятно, что она так думает.

– И за заботу, я полагаю, – ее голос звучал как-то потеряно, и из-за этого голос у Эли стал жестче, когда он сказал:

– Ты должна позвонить властям, рассказать, что произошло сегодня вечером. Потребовать судебный запрет.

Она закрыла глаза и откинулась на подголовник.

Что это, если не знак глубокого доверия?

Эли изучал ее тонкую шею, представлял, как утыкается в нее носом, но затем напомнил себе, что он вот-вот выедет на дорогу и вольется в поток машин.

«Смотри вперед!»

– Это для твоей безопасности, – добавил он.

– Это сложно.

– Я в этом не сомневаюсь. Но даже если вы женаты и у вас общие дети, это не меняет того, что он может быть очень опасен...

– Он мой брат.

Эли поморщился.

– Черт.

– Да, – она повернулась к окну, за которым мелькали уличные фонари, – черт.

Теперь, когда он знал, что нужно искать, их сходство было налицо: рост, темные, почти черные волосы, разрез глаз, хоть цвет и отличался.

– Черт, – повторил Эли.

– Он не всегда такой, только когда выпьет... Ну, ты сам видел.

– Видел.

– Не думаю, что он действительно причинил бы мне боль.

– Не думаешь? Этого мало.

– Да, – она прикусила внутреннюю сторону щеки. – Мой...

наш отец умер несколько месяцев назад. Мы были отчуждены, и не знали, где он живет, но он оставил нам маленький домик в Индиане. Винсент и я разошлись во мнениях, что с ним делать, – она повернулась к Эли. Удивительно, какой непринужденной она выглядела, хотя они были в его машине совсем одни. Это обезоруживало. – Тебе еще не наскучило?

– Нет.

Ее улыбка была блеклой.

– Нелегко отказать тому, кто разделяет пятьдесят процентов твоих генов.

– Я знаю.

– Знаешь?

Он коротко кивнул.

– Брат?

– Сестра. Никаких публичных домогательств, но она всегда находила весьма изобретательные способы свести меня с ума.

– Например?

Эли подумал о Майе в подростковом возрасте. Как она кричала, что он разрушил ее жизнь, и желает, чтобы он умер. Как она рыдала, сжимая его рубашку в кулаках, когда он настоял, чтобы нужно переезжать. Как она рылась в его вещах, типа искала там батарейки, а потом ходила по кухне и критиковала его выбор презервативов и смазки. Как ворчала по телефону, что он всегда оставляет ее одну, и может просто отдать ее в приемную семью, а потом злилась, когда он пытался провести с ней время.

– С братьями и сестрами бывает трудно.

– Уверена, что Винсент согласится с тобой.

– А вот я не уверен, что Винсент имеет право соглашаться.

Она так долго молчала, что Эли уже подумал, что это конец разговора, но потом она грустно сказала:

– Однажды, когда мы были еще детьми, он поздно возвращался домой от друга. Я, ждала его несколько часов, беспокоилась, думала, не попал ли он под машину или что-то в этом роде. А когда он наконец-то вернулся домой, вместо того, чтобы вздохнуть от облегчения, подумала: «Моя жизнь была бы намного проще, если бы он просто исчез».

Видимо, она сама от себя не ожидала такой откровенности – Эли понял это по ее растерянному взгляду. И он сам немало удивился, когда сказал:

– Когда родилась сестра, родители все время говорили, какая она идеальная. Я был так обижен, что неделями отказывался даже смотреть на нее.

Она не говорила ему банальности, не поднимала брови, не пыталась смягчить то, что сказал, а просто смотрела без осуждения (как и он на нее, когда она рассказала о том, чего стыдилась) пока Эли не отвел взгляд. Он даже ее имени не знал, а выболтал то, в чем никогда не признавался даже самым близким друзьям.

Вероятно, именно потому, что не знал ее имени.

– Где, по-твоему, Винсент узнал твой адрес? – спросил Эли, в основном для того, чтобы прекратить этот аномальный (иначе и не назовешь) обмен откровениями.

– В Интернете?

– Хреново, если так.

Он повернул направо, направляясь в Северный Остин. Той же дорогой он поедет завтра утром, и будет думать об этой женщине, а не о предстоящем дне. Она будет рядом, пусть даже только в его мыслях.

– Верно. Это хреново, – она снова откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.