Не влюбляйтесь в негодяев
Шрифт:
— А ещё… что… ты любишь? — я едва выдавила из себя этот вопрос, потому что он начал двигаться. И как всегда — сразу на полной скорости.
— Я покажу. Попозже.
У меня буквально искры из глаз сыпались, настолько тесно и жарко было внизу живота от его движений. И удержаться от криков и стонов оказалось невозможно. Особенно когда Юрьевский вновь начал сжимать мне грудь…
Никогда в жизни я не царапала спину своему мужу. Но с ним я и не орала так громко…
— Какая ты кошечка, — засмеялся генеральный,
Юрьевский вышел из меня на несколько секунд, потом подхватил под попу, перевернул, поставил на колени — и вновь ворвался в моё лоно одним стремительным движением. Да так глубоко, что мне показалось — сейчас он выйдет из меня где-то в районе пупка…
Я не могла больше царапать его спину — поэтому вцепилась в обивку дивана. И продолжала кричать… и ловила одну горячую волну удовольствия за другой, пока окончательно не свалилась без сил на диван. Тогда Юрьевский, хрипло застонав, сделал несколько быстрых диких движений — и тоже свалился, вжимая меня в себя и кончая где-то глубоко внутри…
— Кайф, — прошептал он, поглаживая мои ягодицы. — Чуть в космос не улетел.
— А я улетела, — пробурчала я, закрывая глаза. — Не прерывай, пожалуйста, мой полёт.
— Не буду, — хмыкнул он, кажется, и не собираясь покидать моё тело. — Ты сказала правду про детей?
— Угу. Лечилась, лечилась, так и не вылечилась.
Юрьевский помолчал.
— Света… у тебя еда есть?
— Какая еда?
— Обычная.
— Угу. И коньяк есть.
— Коньяка не надо, а вот просто пожрать я бы не отказался.
Я подумала, зевнула и ответила:
— Иди в жопу. Я ещё в космосе.
Ответ этого негодяя я уже не расслышала. Отрубилась.
Дремала я минут десять. Хотя не очень правильно называть дрёмой моё тогдашнее состояние. Мне реально показалось, будто кто-то подошёл и выключил моё сознание, как выключают электрический рубильник.
Видимо, слишком много переживаний для меня одной…
Юрьевского было не видно, но зато прекрасно слышно. Он копошился и чем-то гремел на кухне.
Я встала с дивана и недовольно поморщилась, почувствовав, как по бёдрам моментально потекло. Так много…
Хм, интересно, количество спермы зависит от размеров члена или нет? Надо будет загуглить.
Сначала я решила заглянуть на кухню. Юрьевский, в одной рубашке и без штанов, собирал с пола осколки в мусорное ведро. Пол, кстати, был уже сухим… вытер он его, что ли?
Услышав мои шаги, генеральный поднял голову… и я сразу вспомнила, что до сих пор голая. И смутилась.
Наверное, именно поэтому я брякнула:
— Вы в меня целый литр, что ли, накончали? Льётся и льётся.
Юрьевский чуть усмехнулся, посмотрел на меня иронично.
— Все претензии к генеральному
Я недовольно попыхтела, переминаясь с ноги на ногу, а потом всё же решилась.
— Я в душ, — сказала я, дождалась кивка босса, развернулась и потопала в ванную.
Там-то на меня и накатило опять. Я врубила воду, вновь встала под ледяную струю и тихонько заплакала.
Нет, я совершенно не стыдилась того, что случилось между мной и Юрьевским. Мне было мерзко только из-за разговора с Сашей. Особенно из-за её очередного напоминания о том, что я так и не смогла забеременеть.
— Ну, всё. Водопад.
Я всхлипнула и не удержалась от смешка даже несмотря на слёзы.
— Ты что, тоже любишь этот фильм?
Я не заметила, как он вошёл. И не почувствовала сквозняка. Впрочем, это не удивительно — я всё же стояла под ледяной водой.
— «Любовь и голуби»? Люблю.
— А по тебе этого и не скажешь.
Он тихо хмыкнул.
— Так ты долго собираешься рыдать, Света?
— Сколько хочу, столько и буду рыдать, — я открыла глаза и хмуро посмотрела на Юрьевского.
Он был такой смешной в одной только рубашке без штанов. Особенно нелепо при этом смотрелся элегантный серебряный галстук. А от серых льняных носков у меня вообще началась истерика…
Я забилась в приступе неудержимого хохота, скрючилась, схватившись за живот, и плюхнулась на попу. И даже не заметила, как смех перешёл в плач. Я зажала пальцами виски и начала раскачиваться, тихонько подвывая себе под нос.
И вдруг что-то будто подбросило меня вверх. Это, конечно, был Юрьевский. Полностью раздевшись, он тоже залез в ванну, подкрутил воду, превратив её из ледяной в настоящий кипяток, и поставил меня на ноги.
— Хватит уже реветь, — сказал генеральный спокойно, как будто я совершенно не бесила его этим истеричным поведением. — Слезами ничему не поможешь, только голова потом разболится. Давай-ка мыться.
Юрьевский задёрнул шторку, включил воду сильнее, и ванную комнату начал заполнять пар. Потом он взял в руки мыло, намочил его и стал меня намыливать.
— Ай! Отстань! — я поморщилась и замахала на него руками. — Я что, младенец! Я и сама могу!
— Я вижу, как ты можешь. Прекрати уже драться, Света. А то ещё в глаз мне заедешь, как я потом объясняться буду в понедельник, откуда у меня фингал?
— Скажешь, что вступился за честь какой-нибудь дамы!
— Вступаться за честь чьей-нибудь дамы совершенно не в моём стиле.
Юрьевский всё-таки оттеснил меня к стенке, прижал спиной к холодному кафелю и стал методично намыливать моё тело. И можно было бы подумать, что он совершенно спокоен, если бы не нечто очень твёрдое, что я ощущала своим животом.