Не время для нежности
Шрифт:
Стянув почти высохшую вонючую маску с лица, Рики замер. Уши улавливали за тонкой деревянной стеной азартные возгласы столпившихся стражников.
— Северную смотрели? — пробасил один.
— И Северную, и Ореховую, и по Дубовой клич кинули, сюда позвали. Не видел его никто… как сквозь землю провалился, — ответили ему, судорожно заглатывая горячий воздух. Чувствовалась, что погоня по жаре далась человеку нелегко.
В щелях между досками суетливо бегали тени. Фрид молился всем старым богам, которых только мог вспомнить, не забыл упомянуть и Последнего, лишь бы собравшиеся на лавке не обратили
— Так на Дубовой наши и этот… — начал было кто-то третий. — Им бы его сторожить остаться.
Но его внезапно одернули:
— Приказ о том вслух не говорить…
— Ознакомились — знаем, — отмахнулся от него тот, что говорил басом. — Но общаться мы как-то должны, верно? Да и кто тут услышит.
Последовала короткая заминка, во время которой Рики отчетливо слышал скрип кожаных доспехов, и то, как бешено колотится его сердце.
— Охрана усиленная ему больше не понадобится, спугнули вора, — продолжил бас. Рики при словах о воре презрительно хмыкнул про себя — как самому же показалось, тихо и неубедительно. — Караул справится и без подмоги. Сил у бедняги почти не осталось, даже мальчишка доведет. А мы от помощи не откажемся — гадину эту надобно сыскать.
— Верно говоришь, Курт! — послышалось откуда-то со стороны.
— Я почему отсюда не ухожу никуда, — вновь заговорил тот, кого назвали Куртом. — Думаю, что не успел он убежать: люди наши квартал по верху окружили, да по подземельям патрули сидят. Знает он, какую бучу затеял, — Рики Фрид не знал, а потому как губка впитывал каждое произнесенное слово, — самовольно в наши руки не сунется, притаился где-то. Темноты ждать станет, а там напролом будет пробовать…
— Найдем, мало ему не покажется, — процедили сквозь зубы вдалеке.
— Хватит хорохориться, — сказал Курт. Жалобно скрипнула лавка, освобождаясь от груза. — Словами бросаться — не кули ворочать… Ты лучше двоих в помощь возьми, да этот двор проверь — больно он мне подозрительным кажется, — похлопал по забору, и тот заходил ходуном. А вы трое — в этот идите. Остальные за мной, и не отставать-не хныкать без приказа.
Рики облегченно вздохнул, когда удаляясь, затопали сапоги стражников. «Не меньше дюжины, — отметил он». С их же слов, это лишь малая часть из объявившихся по его голову. К такому повороту событий он абсолютно не был готов. Что теперь прикажете делать, госпожа удача?
Фибус обещал опасное, но не представляющее особых трудностей дело, за что щедро платил. Но как же так получилось, что относительно небольшое количество стражников, которые лишь отвечали за доставку осужденного на место казни, вдруг увеличилось до нескольких сотен? Меньшее количество попросту не сумеет полноценно блокировать район.
Подставили… Но зачем? Разве будет Выворотень рисковать репутацией? Да после такого к нему не наймется ни один приличный делец. Народная молва быстро подхватывает и разносит худое.
А может, он и сам не знал, что посылает Рики на верную смерть? Грех разбрасываться ценными кадрами и лишаться выгоды, которую исправно приносил Фрид и подобные ему люди.
Впрочем, лучше об этом подумать позже, а сейчас лучше бы озаботиться насущными проблемами и обмозговать план отступления.
Вряд ли стража снимет блокаду
Быть может, разбудить и объясниться, пока в переулке никого нет? В Сар-городе Фрид бывал наездами, и потому мог банально упустить из виду то, что коренному городскому жителю кажется чем-то само собой разумеющимся. Выворотень не вдавался в такие подробности, когда рассказывал о предстоящем деле, но складывалось у Рики впечатление, что для укутанного в черную шерсть человека город является родным.
Он привык доверять интуиции, да и выбора более не оставалось.
Прильнув к щели меж штакетин, он внимательно осмотрел улицу, вслушался — никого и ничего, лишь потрескивает тихонько камень на солнце. Обернулся к приговоренному, нащупал голову и стянул капюшон. В полутьме прошитой тонкими пыльными лучами, которые только затрудняли восприятие, приходилось действовать наощупь. Нашарил в суме склянку с противоядием. Откупорил и, зажав бедняге рот, ненадолго поднес едко пахнущую жижу к его носу.
Человек слабо шевельнулся раз, другой. Потом забился судорожно — наверное, думал, что заживо похоронили, когда открыл глаза и увидел лишь тьму; ощутил, сырую прохладу.
— Успокойся, — прошептал Фрид. — Я — друг. Ты сбежал. Зрение скоро вернется.
Как разъяснил алхимик, подвергнутый действию зелья человек после пробуждения несколько минут будет оставаться слепым и сможет понимать лишь несложные фразы. Главное удержать его в этот момент, чтоб не наделал глупостей, за которые потом будет стыдно.
Рики усилил хватку, когда тот забился пуще прежнего:
— Я — друг, — повторил он с нажимом. — Ты — жив. Сбежали.
Человек моргнул и уставился на Рики, как ему показалось, с надеждой. Осознав, наконец, что находится в безопасности, он успокоился, перестав сопротивляться.
— Я уберу руку, а ты не кричи. Вокруг полно стражников. Если нас услышат… — Сделал многозначительную паузу: — Ты понял?
Угрюмый кивок в ответ Рики Фрид принял, как знак согласия.
Глава 2. Юстина Эбберг
Горничная вошла, когда Юстина за ширмой меняла ночную рубашку на повседневный наряд. Воздушные шаровары и свободная белая блуза из тонкой ткани нравились ей куда больше корсетов и пышных многослойных юбок, переполняющих улицы Сар-города стоит солнцу умерить пыл. Иногда на нее недобро косились — не все готовы были принять радикальное изменение дамского наряда, но скидка на то, что Юстина являлась уроженкой Чулушты, о чем красноречиво говорил разрез глаз, делала свое дело. Недовольные мужчины, воспринимавшие ее одежду как вызов собственной мужественности, поспешно отворачивались, стоило встретиться с ними взглядом, дамы с полупрозрачными ажурными зонтиками в руках, завистливо шептались вслед. О норове дочерей Чулушты наслышан весь Разделенный мир, от болот до Восточного моря.