Не время для смерти
Шрифт:
– Я объясню, дай отдышаться.
Лицо девушки сохранило настороженность, но тело слегка расслабилось, позволяя мне продолжать.
– У меня никогда не было такого ковра, и я не помню, чтобы о нем мечтал.
Да-да именно недоумение и должна была вызвать моя реплика. Правильно ты хмуришься, милая. Потому что, на самом деле, я мало что понимаю сам. Те крупицы информации, которыми позволяла оперировать память, совершенно беспомощны, если обращаться за ответами к здравому смыслу. Но, еще до того, как все встало на свои места, и голос вдруг перестал быть безымянным. Задолго до того, как я узнал о том, что со мной случилось. Я чувствовал, что проклятый прикроватный коврик здесь лишний, а рядом со мной не совсем та, которой здесь
– Вот почему ты разозлилась? – попытался я развить наступление.
– Ты смеялся! Ты думаешь, что я бесполезная копия, что…
Я вновь вскинул руки вверх. Гнев ещё тут, он никуда не ушёл.
– Спокойно! Я смеялся не над тобой, просто кое-что понял.
Правильно пусть будут интерес и сомнения. Сейчас и здесь я за мир во всем мире и в этой комнате, чем бы она ни была, в частности.
– Во-первых, ты не копия!
Больше интереса, милая, больше.
– Но…
– Погоди, – я размахивал руками словно дирижер, усиливая правдоподобность своих слов.
Не потому, что лгал раньше, а потому, что швырнул однажды в плодородную почву ее юного сознания сомнения и позволил им прорости. Не время сейчас бороться со всходами. Не время выяснять, кто виноват, что больному сознанию позволили стать определяющим для новорождённого. Сколько же он сказал ей лет, когда я отказался и дальше примерять на себя роль няньки? Помимо его воплей, в которых он утверждал, что эта роль скорее принадлежит Виктории. Прозвучали еще и слова о том, что она словно пятилетний ребёнок и я ей сейчас очень нужен! Просьба, крик о помощи, боль, приказ и целый океан страха. Страха за неё как личность или как творение? Любимую игрушку… Боже, она совсем дитя, откуда эти проклятые пошлые воспоминания… прочь, прочь, про-о-о-о-очь! Нельзя сейчас. Она читает меня, словно раскрытую книгу, ведь я и есть весь ее мир! Куда же ты бедная уходила, когда покидала квартиру, когда вынуждена была «идти на работу»? Где он тебя держал, этот цифровой бес-искуситель?
– Я уверен, что этот пылесборник появился у кровати благодаря твоим стараниям, – ткнул я пальцем в коврик.
Вика свесилась с кровати, задумчиво разглядывая свое творение. Думай милая, думай моя хорошая.
– А ещё периодически появляются продукты, которые ты постоянно приносишь, когда возвращаешься с «работы». Вся эта кухонная дребедень и техника. Блюда и рецепты…
– Ты возмущался по утрам, что пол очень холодный. Я решила, хорошо бы включить отопление и подумала, нам не помешает пушистый коврик, – прервала меня Вика. – А кухонную дребедень приходилось программировать Антону. Это и было моей работой: проанализировать твоё состояние, рассказать о нем Антону и получить вводные и все необходимое для дальнейшего воздействия. Он, такой лапушка.
Чтоб меня… Это, что сейчас ревность хлестнула своей чёрной плетью по просыпающейся нервной системе? Я стиснул зубы и постарался задушить это темное чувство в зародыше.
– Видишь? И моё пробуждение и наше с тобой жилье – это твоя заслуга, ты очень полезна, – усмехнулся я.
– Еще ты сказал, что я не копия.
– Конечно, нет. Она даже кулаки так никогда не складывала, потому что так неправильно, – опрометчиво добавил я.
Лицо Вики только что пылало искренней радостью. Эти загнутые вверх уголки губ и блеск в глазах. Всего секунду назад! Кто тянул меня за язык, кому сейчас надо моё правильно или неправильно? Девушка насупилась, разглядывая свои крохотные кулачки. Идиот!
– Ты научишь меня, как правильно, – и я понял, что в ее словах нет места вопросительному знаку. – Не потому, что так делала она, а потому, что надо все делать правильно.
– С радостью, – не стал тянуть я с ответом.
И как же я раньше не замечал её совершенно детскую непосредственность? Но стоит ли в таком случае говорить ей все? Например, о женском журнале с постером бодибилдера на две страницы. Довольная Вика однажды притащила его с той самой «работы».
Слишком много взрывоопасного материала сконцентрировала в себе сегодня крохотная виртуальная квартирка. И я искренне радовался тому, что ещё один часовой механизм прекратил свой обратный отсчёт. Пусть и всего лишь на время. Поскольку, был уверен, что мне не удастся избежать в дальнейшем, подходящего повода отведать её когтей. От судьбы, как известно, не убежишь, тем более с моим-то характером.
Глава 6
Познавать себя – увлекательнейшее занятие, когда ты молод, не сломлен и порох в твоих пороховницах ещё не превратился в ягоды целлюлита. Пламя в груди, лед в суждениях и мир у твоих ног. Немного сложнее, когда тебе за тридцать, а пороховницы отсутствуют напрочь, словно и не были предусмотрены изначальной конструкцией, как и прочие части человеческого тела.
Наш персональный, на двоих с Викой, создатель всего сущего оказался не только талантливым парнем, но и, к тому же, достаточно терпеливым. Он долго пытался доказать, что моё беспокойство о собственных мыслях напрасно. Мол, они в полной безопасности. Поскольку какой-то там раздел того, что от меня осталось, отвечает за мыслительный процесс. Но совершенно другой раздел мозга – за мою речь. И якобы считывание идёт только со второго раздела, потому что именно он посылает соответствующие электрические импульсы, которые, в свою очередь, обрабатывает специально разработанный для коммуникаций со мной прибор. Прототип мыслесканера, который использовался на ранних стадиях общения, искажал информацию и затруднял ее расшифровку. В связи, с чем основательно затянул процесс моей реабилитации и в итоге был отключён. За ненадобностью. Поскольку сознание приспособилось и прекрасно транслирует речь на передающее устройство. На всякий случай я оставил за собой право сомневаться. Доверие слишком хрупкая штука, чтобы разбрасываться им без особых на то причин.
Два года гении технической сферы и медицинские светила бились над моим серым веществом в ожидании ответа. Бесконечное множество опытов, океаны фармакологической химии – все ушло в никуда. Надо признать, что этот факт был воспринят мной не столь радостно, как самим рассказчиком. Уж Антон-то наслаждался моментом по полной. И я его искренне понимал.
В свои двадцать три года он победил в нескольких конкурсах по программированию, был замечен хедхантерами корпорации и приглашен участвовать в «грандиознейшем проекте всех времён и народов». Каком именно, юноша скромно умолчал. Мне была не понятна причина подобной скрытности. Кому способен разболтать мозг в банке?
Нет, конечно все было гораздо сложнее, чем обычная трехлитровая емкость, в которой моя любимая мама консервировала в своё время вкуснейшие помидоры. Но, парень честно признался, что и сам не сумел постичь глубины технической и медицинской составляющих данного чуда. Сопровождалось это признание таким объемом терминов, по мнению Антона из, как минимум, смежных научных областей, что я развел виртуальными руками в стороны и прекратил морочить нам обоим головы. Тем более, что в моем случае приходилось морочить всего себя, без остатка.