Не ври мне
Шрифт:
— Тогда отдай ей своё прошлое. Отдай ей лучшие воспоминания, боль и гнев, но не отдавай своё будущее. Его отдай мне.
Взгляд Натана стал серьёзным. Его голубые глаза, казалось, светились зловещим, холодным светом.
— Я думал, тебе нужно моё тело, секреты… Но не моё сердце.
— Я сделаю всё, Натан, — я взяла его руку, которая лежала на моём сердце, и крепко сжала. — Всё что угодно. Но не встречайся с ней.
У него дрогнули глаза.
— Ты действительно сделаешь всё?
Почувствовав опасность, я снова задрожала. И всё же ответила без
— Да.
— Тогда сыграй для меня.
К горлу поднялся раскалённый комок. Каждый раз, играя, я обнажала себя. Но сейчас перед ним, несмотря на одежду, я уже скинула с себя всё, и не могла объяснить, почему Натан хотел так унизить меня.
— Я не понимаю, — пробормотала я.
Натан поднялся с пола и отошёл на шаг. Его обнажённое тело выделялось в темноте, как жестокое видение. Высокий, массивный, с бледной кожей, но совсем непохожий на греческие статуи, которые я столько раз видела в Уффици. Он был живой. Его мышцы двигались, напрягались. А лицо, хотя и неподвижное, выражало бесконечность различных эмоций и желаний. Натан облизал губы, не отрывая взгляда от моих глаз.
— Ты не должна понимать. Ты просто должна играть. Возьми скрипку.
То, как к концу фразы сломался его голос, заставило меня дрожать с головы до ног. Так же, как раньше между нами никогда не стоял вопрос только секса, теперь дело было не только в музыке.
Я поднялась с дивана и направилась к выходу, где в кожаном футляре хранила свою Amati. С каждым шагом я чувствовала, как всё больше и больше опасность сжимает моё дыхание. У меня тряслись руки, я не могла себя контролировать. Слишком напряжена, чтобы играть, но я была уверена, что не смогу избежать этого.
Сама ему предложила.
Обещала сделать всё что угодно.
И ему нужна была моя музыка — моя душа.
Я подняла крышку, а затем ткань, в которую заворачивала скрипку. Поднесла инструмент к груди и крепко прижала, а свободной рукой достала из футляра смычок. На мгновение я замешкалась, пока не увидела в зеркале рядом с дверью образ решительной женщины. Женщина, в глазах которой сиял свет, которого я никогда раньше не видела.
Я была готова. Для него.
Я повернулась к Натану и посмотрела ему в глаза. Положила скрипку на плечо и заняла позицию. Смычок задел струны, готовый заставить их вибрировать.
— Что ты хочешь, чтобы я сыграла?
— Играйте то, что подсказывает тебе сердце.
Это тоже было испытанием, я поняла в тот же миг. Закрыв глаза, я отпустила себя. Никакой партитуры, никакого принуждения. Просто огромное желание выпустить клубок эмоций, перехватывающих дыхание.
Музыка началась мягко, медленно. Временами тревожно. Она рассказывала о той ночи, когда мы с Натаном обнимались перед камином, о том, как он рассказал мне правду…
Его пальцы коснулись моего бедра, заставив подпрыгнуть.
Натан подошёл ко мне тихо, незаметно для меня.
— Продолжай, — прошептал он, встав за моей спиной.
Я немного повернула туловище, ровно настолько,
Натан играл с одной из бретелей, в то время как мелодия, которую исполняла я, становилась медленнее и чувственнее. Я давала жизнь тому, что было внутри меня, тому, что чувствовала. Я не могла лгать или прятаться.
— Дыши, Миранда, — прошептал он. — Мы начинаем.
Натан положил руку мне на колено, под подол сорочки, и медленно её задрал. Музыка резко ускорилась. Его пальцы прошлись у меня между бёдер. Я задыхалась, громко стонала. Но не переставала играть.
— Натан… — я запрокинула голову назад, упираясь ему в грудь, — я больше не могу…
— Сделай это для меня, — прошептал мне на ухо.
Сорочка сползла с плеча; ткани было недостаточно, чтобы защитить меня от его желания, его рук и жара, когда наши тела тёрлись друг о друга. Моё дыхание стало прерывистым. Мне нравилось ощущать близость Натана, знать, что он возбуждён, и не иметь ни малейшей идеи о том, что он собирается со мной сделать. Мелодия стала медленной, нежной.
Отрывистой.
Я громко застонала. Ласки Натана в точности повторяли музыку, которую я играла; его пальцы рисовали множество кругов от моего колена до паха. Иногда он прикасался невесомо, иногда массировал или щипал. Я не знала, считать ли это ухаживанием или пыткой. Единственное, чего я хотела, это чтобы он решился и заставил меня потерять голову по-настоящему. Я чувствовала, как неудовлетворённо пульсирует лоно, я была на грани, впрочем, возбуждение Натана было не меньше.
Я намеренно ускорила темп музыки. Надеялась, что он решит сдвинуть на мне трусики и возьмёт меня. Однако Натан этого не сделал. Ласки стали жестокими, прикосновения превратились в шлепки. Кожа на бёдрах горела, скрипка оживлённо звучала собственной жизнью, пока он шептал непристойности за моей спиной.
— Натан, пожалуйста…
Он снова шлёпнул, и от боли тело окатило волною дрожи; потом спустил обе бретели и обнажил мои груди. Укусил меня за плечо, выдавая то же разочарование, которое печалило и меня.
— Возможно, мы проводим вместе последнюю ночь, — его голос был хриплым, осипшим, — позволь мне сделать её незабываемой.
Он выхватил скрипку из моих рук и положил на стол рядом с нами. Я откинула руки назад, в поисках его лица и большего контакта. Я трепетала от напряжения, удовольствия, боли…
Натан укусил меня за мочку уха.
— Миранда, как сильно ты хочешь меня?
Я снова вздрогнула, не в силах ответить.
В воздухе звучала другая музыка. Влажные звуки, вздохи.