Не все карты можно прочесть...
Шрифт:
– Мы обижаем сирот?
– удивленно улыбнулся Праведный Отец, - Действительно странная девушка. У меня в Тхануре ни одна женщина не осмеливается заговаривать с мужчиной, если только он не ее отец и не ее брат. Видимо, тут плохо учат женщин, Стубор. Запустил ты свою паству, не учишь людей законам, не наставляешь. Где братья этой девушки?
– Продам нынче вечером. Опять таскали картошку с моего поля, отродье идольское. Этих не перевоспитаешь, этим все без разбору, лишь бы глупость свою потешить. Опять же, родителей у них нет, смотреть за ними некому. А Лиса сама за собой присмотреть не может, сам видишь,
Лиса дернулась при этих словах, с силой пнула ногой воина, что держа ее за локоть, вывернулась ужом, прыгнула на верхние ступеньки, наклонилась, подняла камень. И получил бы Стубор по лбу, если бы один из воинов не успел ухватить ее за запястье. Улыбнулся кончиками губ и тихо прошипел:
– Успокойся, бестолковая. Только хуже сделаешь и себе и братьям...
Лиса еще раз дернулась, закусила губу, пытаясь удержать злые слова. Она ненавидела Рыцарей Ордена. Ух, как она их ненавидела! Не было той кары, того проклятия, которых бы она не призывала на головы тех, кто правил в их деревне и в Тхануре.
– Я заберу эту девочку и ее братьев в Тахнур. Сколько там братьев всего?
– снова заговорил Праведный Отец.
– Трое. Живучий род, Праведный Отец, таким ничего не делается.
– Вот и славно. Мне нужны такие люди. Пусть их свяжут и усадят в телеги. Так быстрее доберемся. Прямо сейчас и отправимся.
– Зачем же тебе, Отец, эти дети?
– голос Стубора становился тише по мере того, как эти двое удалялись по галерее все дальше к полукруглому проему.
Лиса уже не услышала, что ответил Праведный Отец Тханура.
– Ну, считай, что дешево отделалась, бедовая, - усмехнулся воин и слега ослабил хватку.
Лиса только теперь заметила, что он молод, светловолос, улыбчив, и разглядывает ее с некоторой долей восхищения.
– Что ему надо от нас?
– хмуро спросила она, хотя понимала, что ответа не должно быть.
– Узнаешь скоро. Но раз забирают в Тахнур - значит, не продадут караванщикам. А не то - работать твоим мальчишкам на галерах, а тебе на рынке или на южных плантациях. Дешево отделались. Ты, конечно, глупая дурочка, - глаза воина весело сверкнули из-под светло-коричневых бровей, - но храбрая, а это всегда цениться. Видать, Праведный Отец сам решил заняться твоим воспитанием.
– Показательная порка на Площади Праведников, да?
– хмуро уточнила Лиса, оглядывая двор крепости.
– Этого я не знаю. Но все лучше, чем рабство. Рабство - это навсегда, обратной дороги уже не будет ни для тебя, ни для братьев. Так что лучше угомонись, послушай Праведного Отца, прими наказание и дальше трудись на благо Ордена. Глядишь - и отпустят Знающие твои грехи.
– У меня нет грехов...
– Ну, конечно. Кто ж тогда тебя так обкорнал, что и короткую косу не заплетешь?
– Такая родилась...
– Это я вижу. Я бы женился на тебе такой... Такой злой и быстрой... Да жаль, у Праведного Отца тебя теперь вряд ли получишь...
Воин подвел Лису к одной из телег, что стояли у края стены, повел рукой и пояснил:
– Я сопровождаю Праведного Отца до Тханура. Так что, теперь буду и за тобой приглядывать. Мое имя Набур. А тебя как зовут?
– Где мои братья?
– Как тебя зовут - я спросил, - твердо повторил воин.
Лиса
– Лисаэн я, братья кличут просто Лисой.
Глава 3
Праведный Отец ехал верхом, несмотря на свой тучный вес и кажущуюся неповоротливость. Огромный гнедой жеребец под ним волновался, бил копытами и непрестанно фыркал. Норовистый, дорогой и красивый конь. Лиса таких не часто видала, у них в деревне все больше ценились покладистые кобылки, на которых можно было вспахать поле и отвезти урожай на ярмарку. У отца тоже была спокойная лошадка когда-то, и он катали Лису на ней...
Когда-то они жили по-другому. А теперь все перемешалось, изменилось и стало непонятным и страшным. Теперь они одни, и заступиться за них некому.
Лейн, сидящий на краю телеги со связанными руками, попытался было спросить - куда их везут, и тут же получил увесистую оплеуху от одного из воинов, что двигались рядом. Голова брата мотнулась, он нахмурился и еле сдержал блеснувшие в глазах слезы. Разговаривать им запретили, велели сидеть молча. Сердобольный Набур умудрился сунуть краюху хлеба, и это хоть чуть-чуть заглушило муки голода. Есть хотелось, что и говорить. С прошлого вечера во рту не было ни крошки. А где-то в лесу, у болотца висит мешок с чудесной картошечкой, которая так бы славно пахла, испеченная в золе.
Почему-то больше всего Лиса беспокоилась о мешке с картошкой. Жаль его было до слез. А вот Дагура она бы сама поколотила. И если его выпорют - это будет заслужено. Заслуженное наказание за глупость. Как так получилось, что Дагур вырос совершенно никчемным? Он и на стройке так работал, что временами оставался без пайка. Ленился, все делал медленно, еле-еле.
Может, это потому, что растил его не отец, а мать да Лиса? Не удалось привить старшему сыну отца ни храбрости, ни решительности ни трудолюбия. Или Дагур сам такой был? Лиса не могла этого понять, да и не хотела. Когда семье грозит полное уничтожение, надо уметь обуздать себя, уметь справиться и с ленью и с трусостью. Что, ей самой больно охота было вставать ни свет, ни заря и тащиться, искать еду на всю семью? Однако же ходила, копала, искала и кормила. Старалась, чтобы все были живы, чтобы в мире невидимых отец и мать были спокойны и уверены - старшая дочь позаботиться о мальчиках.
И страшно было лазить по болотам и договариваться с болотниками, но Лиса научилась преодолевать свой страх. Научилась справляться и с этим. Почему же Дагур не хочет и не умеет? Он всего лишь на три года ее младше. А вымахал так, что Лисина макушка достает ему лишь до уха. И, небось, вырастет еще. Отчего же стал таким трусливым и бестолковым?
Дагур сидел между близнецами, свесив с края телеги ноги, и временами бросал злые взгляды в сторону Лисы. Ясно, винил во всем ее. Вроде как, она виновата, что попались, что везут их в неизвестность и домой они вернуться не скоро. Вернуться ли вообще?