Не все мухи попадают в Ад
Шрифт:
Глава 1
Я люблю свою жизнь. Кто бы что ни говорил, кто бы ни писал эти пасквили про упадок Империи и моральное разложение общества, – я не могу не любить этот мир. Обожаю его во всех проявлениях.
Да, порой бывает… нелегко. Особенно после сеансов с особенно «тяжёлыми» клиентами. Когда приходится копаться в самых тёмных уголках человеческой психики, вытаскивая наружу все эти страхи, комплексы, травмы… Но то сиюминутная слабость. А с ней я справлялся. Умел. Рефлексировал, анализировал, дистанцировался… в общем, делал всё, чтобы не потерять себя
Работа моя прекрасна! Я чищу мир, очищая людей от «внутренних демонов». И демоны в данном случае – не метафора. Нет. За свою практику я пережил столько интересного, что меня, пожалуй, уже мало что способно удивить в человеческой психике.
Кстати, о демонах.
Месяц тому назад случился очередной прорыв из Бездны. За последние пятьдесят лет – самый масштабный. Многие, психически неустойчивые люди, подверглись настоящей ментальной агонии. И я с ними работал. Долго и упорно. Вытаскивал их, не побоюсь этой фразы, с «того света». Почему они выжили? Ну… физически, их же черти за ляжки не кусали. Только ментально.
Это только на первый взгляд кажется, с экранной проекторов и планшетов – неприглядные, грязные, да и, честно говоря, омерзительные в своем проявлении «существа», разрывающие ткань пространства, словно сильно натянутый полиэтиленовый пакет вываливаются наружу… легионом. Тысячами.
Но есть и другой вид прорыва – энергетический. Не столь разрушительный физически, но куда более коварный. Он невидим для обычного глаза, но ощутим для души. Этот энергетический поток, несущий в себе сгустки боли, отчаяния, страха… всего того, чем пропитана Бездна, воздействует на слабые точки человеческой психики. Усиливает темные желания, подпитывает скрытые грехи.
Родственники таких людей обычно говорят: «В него точно демон вселился!». Ха, И в этом есть доля правды! Энергетический сгусток находит пристанище в душе, отягощённой схожими грехами, резонирует с ней, усиливает её вибрации. Но бывает и так, что человек справляется. Справляется с этим внезапным наплывом тьмы. И никаких видимых проявлений «подселения» не наблюдается. Тема спорная. Неизученная.
Я же склоняюсь к тому, что важнее не бороться с невидимым врагом, а подготовить себя к встрече с ним. Наблюдательность и рефлексия – вот инструменты, позволяющие увидеть и понять собственные «тени» прежде, чем они овладеют тобой. И здесь, в моём кабинете, проводилась именно такая незримая работа.
И вот я сижу в кабинете, мысленно прокручивая этот клубок мыслей, дожидаясь своего клиента.
Тук-тук.
Начинаем.
***
Александр Мечников, отпрыск моих нанимателей и покровителей, нервно барабанил пальцами по подлокотнику кресла, отбивая сложный, нервный ритм. Его взгляд бегал по кабинету, ища спасения от моего внимательного взора. Он цеплялся то за картину на стене, то за пылинку, танцующую в луче солнца. Дыхание его было прерывистым, сбивчивым, губы плотно сжаты, на лбу пролегла глубокая вертикальная складка. Классические признаки внутреннего
– Знаете, Андрей, – начал он, и голос его прозвучал неестественно высоко, словно он пытался казаться спокойнее, чем был на самом деле, – все эти разговоры… они… – он замялся, сглотнул, и я заметил, как дернулась мышца на его шее, – они мне помогают. Правда. Я начинаю… понимать себя.
Я кивнул, стараясь сохранять нейтральное, ободряющее выражение лица. Никаких резких движений, никаких эмоциональных всплесков. Только спокойствие и внимание. Начинает открываться, – подумал я. – Контакт налажен. Главное – не спугнуть.
– Вы говорили про гнев… – Александр продолжал говорить отрывисто, словно каждое слово давалось ему с трудом. – Про то, что его нужно принять… – он сжал кулаки, и костяшки его пальцев побелели. – Но как? Как принять то, что разъедает тебя изнутри?
– Мы не стремимся к тому, чтобы «принять» гнев, как нечто положительное, Александр, – мягко поправил я его, слегка наклоняясь вперёд. Это классический приём активного слушания, демонстрирующий пациенту твою заинтересованность и внимание. – Мы пытаемся понять его природу. Его корень. – Я сделал паузу, давая ему время собраться с мыслями. – Что вызывает в вас такую сильную реакцию? Какие чувства скрываются за этим гневом? Может быть страх? Боль? Обида?
Александр резко вдохнул, и его глаза на мгновение встретились с моими. В них мелькнуло что-то похожее на ужас? Отчаяние? Но в следующий миг его взгляд снова забегал по кабинету, цепляясь за мелкие детали, пытаясь укрыться за ними от меня, от себя, своих мыслей. Он начал нервно теребить ремешок своих часов, движения его стали ещё более суетливыми и беспорядочными.
– Не знаю… – пробормотал он, и голос его был едва слышен. – Пустота… словно что-то важное утеряно.
– Пустота… – медленно повторил я, давая ему время сформулировать свою мысль. Паузы в таких случаях – лучший инструмент. Они позволяют пациенту нырнуть глубже в себя, добраться до самой сути проблемы. – Расскажите об этой пустоте, Александр. Что вы чувствуете, когда она вас охватывает?
Он замолчал, теперь уже пристально глядя на меня. В его взгляде появилось что-то неприятное, холодное, отталкивающее. Будто за тонкой плёнкой здравомыслия скрывалось нечто тёмное и опасное. Зрачки его расширились, дыхание стало глубоким, тяжёлым.
– Это как дыра, – прошептал он, и голос его стал хриплым, словно он долго кричал. – Чёрная… бездонная… она поглощает всё… радость, надежду… остаётся только… голод.
– Голод? – я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это слово… в данном контексте звучало зловеще. – Голод чего?
– Не знаю… – он снова отвёл взгляд. – Пустота… словно… что-то важное… утеряно… После… того случая… на передовой, у Бездны… – Он замялся, сглотнул, и я увидел, как по его шее прокатилась капля пота. – Я… я сделал нечто непростительное. Один из раненых… он… был уже…ну, безнадёжен. – Александр говорил с трудом, словно каждое слово причиняло ему физическую боль. – Но он так цеплялся за жизнь, так кричал… – он содрогнулся, словно вновь переживал тот ужас. – И я… я… помог ему… уйти. Быстро. Безболезненно.