Не введи во искушение
Шрифт:
Германская армия набирала силу. Как спортсмен перед выступлением, немецкая военная машина проверяла себя сначала в малых боях. Её пехотные части проходили «обкатку» на дорогах Испании, её самолёты летали в небе над Мадридом, Сарагосой, Барселоной.
На парады германских вооружённых сил Краснов не ходил: не верилось, что немцы в скором времени будут готовы к новой войне. В последнее время Пётр Николаевич стал регулярно слушать радио и читать газеты. Как-то, слушая по радио выступление Гитлера, Краснов
Когда Краснов слышал призывы к аншлюсу Австрии, он воспринимал это как законное требование германского народа. Разве не того же хотел он, Краснов, в России, говоря об объединении донского, кубанского, терского казачества?
Пётр Николаевич говорил жене:
— Германская армия — это армия, где существует железная дисциплина. И если Адольфу Гитлеру удастся заполучить заводы «Шкода» и оснастить свои дивизии первоклассным оружием, то его войска будут непобедимы... Я надеюсь, Лидочка, мы дождёмся освобождения моей родины, и я снова увижу родную Донщину... Надо написать Евгению Ивановичу Балабину, пусть он проведёт хорошую подготовительную работу среди казачества в Чехословакии. Ведь там большая община не только донцов, но и кубанцев. Если не изменяет мне память, в Праге живёт большой теоретик и знаток кубанского казачества Фёдор Щербина. К сожалению, мне в своё время не довелось с ним повидаться, но я хорошо помню его труд «История Кубанского казачьего войска»... И если случится чудо и немцы захотят объединить казаков, разбросанных по всему свету, все свои силы и способности я посвящу этому великому делу...
На Покров побывал в гостях у Красновых генерал-лейтенант Андрей Григорьевич Шкуро.
Нельзя сказать, чтобы Пётр Николаевич уважал Шкуро. Краснов считал его выскочкой и имел на это полное право.
Когда Краснов на общевойсковом Круге был избран войсковым атаманом, Шкуро «гулял» в Баталпашинском крае. Со своим отрядом он явился в Добровольческую армию генерала Деникина, объявил себя сначала начальником бригады, потом дивизии, а уж в девятнадцатом году командовал 3-м Кубанским конным корпусом.
О Шкуро и его конниках ходили самые дурные слухи. Корпус недисциплинирован, занимается грабежами, а сам Шкуро — грубый, жестокий человек...
Но гость есть гость, тем паче на чужбине. После обеда Пётр Николаевич повёл гостя в кабинет. Здесь Шкуро рассказал Краснову, что он приехал в Берлин предложить свои услуги Генеральному штабу германской армии. К великому огорчению генерала, его предложение не приняли.
— Андрей Григорьевич, — заметил Краснов, — командование германской армии считает, что ваши советы ему без надобности. Я думаю, наше время ещё не наступило. Вот если начнётся война с Советами, тогда другое дело. А вы уж меня, Андрей Григорьевич, простите великодушно за вопрос: чем живете? Ведь мы с вами не в старой России, где можно было рассчитывать на хороший пенсион.
Шкуро невесело усмехнулся:
— Вам, Пётр Николаевич, можно позавидовать. Вас литература кормит, книги. Вон вижу на столе наброски всякие. А мне чем только не приходилось на хлеб зарабатывать. Даже
— Да, горек хлеб чужбинный. Осмелюсь предложить вам, Андрей Григорьевич, небольшую сумму. Надеюсь, не обидитесь: это не подаяние. Ежели нам доведётся в России встретиться, там и отдадите. Прошу вас как офицер офицера, ведь мы оба эмигранты...
Они поговорили о растущей как на дрожжах мощи германских вооружённых сил. Краснов заметил:
— Па Дону, в бытность мою атаманом, я говорил англо-французским офицерам, что дух германской нации ещё покажет себя. История, как видите, подтвердила правдивость моих слов... Ах, если бы Германия повернула со временем своё оружие на Восток, мы бы обрели свободу нашей родины...
Когда Шкуро покидал домик Краснова, пальто генералу подал Шандыба. Шкуро посмотрел на него острыми, как булавки, глазами.
— Ну что, казак, по Дону не тоскуешь?
— Ваше превосходительство, там моя родина.
— Погоди, казак, ещё будет твоя родина свободной от большевиков.
— Дай-то бог.
Миновала сырая европейская зима со всеми католическими и православными праздниками. К Красновым приезжали гости из эмигрантов, поздравляли. Побывала у Красновых и дальняя немецкая родня Лидии Фёдоровны из Баварии. За праздничным столом они плакались о злоключениях немцев, которые вынуждены жить на чужбине, в том числе и в Чехословакии. Все выпили за будущее великой Германии и её вождя Адольфа Гитлера...
Что ни месяц, обстановка в Европе резко менялась. Краснов не успевал осмыслить одно событие, как происходило другое. Наступил март тридцать восьмого года: Германия ввела свои войска в Австрию. Вслед за этим всю весну и лето шли упорные переговоры Германии и Италии с правительствами Франции и Англии. Германия требовала отдать ей те районы Чехословакии, где проживали немцы. Англия и Франция вынуждены были согласиться.
Краснов видел, что Германия готовится к большой войне. Аншлюс Австрии и присоединение к Германии Судетской области — это было только началом завоевательной политики Гитлера.
Как её оценивал генерал Краснов? Полностью одобрял, говоря, что только сильное государство заслуживает уважения. Будучи человеком военным, Краснов считал необходимым увеличение германской армии и её перевооружение.
Краснов часто думал и о Красной Армии. Немецкая печать публиковала материалы о судебных процессах в России. В них фигурировали не только партийные руководители, ставшие вратами советской власти, но и видные военачальники...
«Россия, — думал Краснов, — переживает эпоху самоедства. В результате этого погибнут лучшие и талантливые офицеры, что не приведёт к укреплению обороны. Армия ослабеет...»
Краснов был в полном недоумении, прочитав о расстреле Тухачевского, Блюхера, Якира и многих других полководцев Советской России. Однако он думал, что им на смену Сталин выдвинул более талантливых военачальников. Ведь не может быть, чтобы советская разведка не сообщала в Москву о росте боевых сил немецкой армии.
А возможно и другое: Сталина обманывают или он сам обманывается, измеряя мощь своей армии понятиями, какие были под Царицыным, когда Красная Армия была сильна пулемётными тачанками и лихими конными атаками...