(Не) выдаваемая замуж
Шрифт:
Рус приехал на такси, поэтому именно он сейчас сидел за рулем машины Гульнары. Он спросил у Гули самый краткий минимальный отчет о состоянии Булата, а теперь делал подробный доклад о проделках Винни. И это было самое лучшее, что сейчас можно было сделать. Гульнара настраивала себя на то, что она взрослая и сильная. И что на сегодня уже наплакалась. Что хватит.
Но когда увидела их обеих на пороге отцова дома — маму и Мамму-Мию — заревела.
Потом они ревели на кухне втроем. Точнее, Гуля плакала на мамином плече, мама гладила ее по голове, а Милана сердито шмыгала носом, стуча
Гульнара оттерла слезы и выпрямилась. Все, теперь точно хватить плакать.
— Слушайте, а давайте, что-нибудь приготовим? Или испечем? Да, точно, давайте что-нибудь испечем!
Мамма-Мия перестала греметь шкафами.
— Гуля, ты что? Где я — и где выпечка? У меня наверняка ничего для этого нет! Впрочем…
Мама встала и начала закатывать рукава.
— Ну что ты, зря там шкафами гремела, Милаша? Давай вместе посмотрим.
Ночевать Гуля осталась в отцовом доме. Рустам и мама уехали домой, а Гульнара осталась. Она не хотела возвращаться в пустую квартиру, а Мамма-Мия ее и не отпустила никуда. Гуле приготовили постель в гостевой спальне. Перед сном к ней пришли Ваня с Верой, непривычно тихие. Молча обняли, уткнувшись теплыми носами в шею. Гульнара вспомнила слова Миланы про «противозачаточную инъекцию». Наверное, она перестала работать. Или что-то изменилось в самой Гуле. Она это отчетливо чувствовала, когда гладила две темноволосые макушки.
Уже когда Гульнара окончательно устроилась в кровати, пришло сообщение от Вадима.
Вадим Коновалов: Булат отошел от наркоза. Все штатно.
Гуля набрала ответное «Спасибо», а потом долго смотрела на сообщение Вадима. Она на несколько часов отодвинула мысли о Булате чуть вглубь, понимая, что ничем помочь она ему сейчас не может. Но теперь реальность вернулась. Ну что же. Теперь Гульнара к ней готова.
— Я не уверена, что все это Булату можно.
— Я тоже не уверена. Но, если что, отдам Вадиму. Ему точно можно.
— Он заслужил. И не только пироги.
— Точно.
Перед тем, как ехать в больницу, Гуля заехала домой. Ей надо было переодеться. Пакет с выпечкой, укутанный в полотенца, остался на заднем сиденье машины.
Вадим сегодня выглядел лучше, чем вчера. Зато был не таким милым.
— Что бы у тебя там ни было, Булату это нельзя.
— Значит, это тебе, — Гульнара протянул пакет. Вадим заглянул туда, потянул носом, присвистнул.
— Ему точно нельзя, а вот мне и всей смене — в самый раз. Ну, пойдем.
Гульнара едва поспевала за широким шагом Вадима.
— Как он?
— Нормально. Температуры нет. Попил. Помочился. Стула не было, — Вадим чуть сбился с шага, вздохнул. — В общем, все нормально.
Они остановились у матовой стеклянной двери. Вадим зачем-то поправил на Гульнаре халат.
— Так, это реанимация. Поэтому недолго. И еще…
— Да?
— Помни про синяки и не пугайся. Это все пройдет.
— И это тоже, — пробормотала Гульнара. — Сколько у меня есть времени?
— Пятнадцать минут.
В
А Гульнара медленно двинулась к кровати. С одной стороны от кровати стояла стойка капельницы, и Гульнаре досталась другая сторона. Та, которая синяя. Точнее, багрово-синяя.
Ссадина на все щеку и следка заплывший глаз. Плечо тоже багровое. Дальше, то есть, ниже, не видно. Все под одеялом. В том числе и то, самое страшное. То, что случилось с ногой.
Все из Гульнары вылилось вчера. И хорошо, что вылилось. Вчера она проплакалась с кем только можно — с Вадимом, с Рустамом, с мамой. А теперь все, слез больше не было. Сердце заныло от того, что Гульнара увидела, ну и что? Булат же не видит, как у нее ноет сердце. Это внутри. А снаружи — снаружи она стойкая. Она все выдержит.
Гульнара на почти не трясущихся ногах прошла, взяла стоящий у стены стул, поставила его с левой стороны кровати и села.
— Гуля, ну зачем ты?..
Гульнара не могла отвести взгляда от его лица. Оно было таким…таким, каким Гульнара его никогда не видела. И очень надеялась, что больше никогда не увидит своего мужа со страшным кровоподтеком на половину лица и с заплывшим глазом. Но голос при этом у него был совсем обычный. Как всегда спокойный. Только с капелькой раздражения. Да рычи, сколько хочешь. Кто предупрежден — тот вооружен. Я — во всеоружии.
Гуля протянула руку и коснулась пальцами его ладони. Вадим не обманул. Температуры нет.
— Зачем я что?
— Зачем ты пришла? Тебе не надо видеть меня таким.
Гульнара аккуратно, бережно погладила самый центр ладони.
— А ты бы ко мне не пришел?
Булат вздрогнул. Дрогнули его пальцы, вдруг сильно сжав ее пальцы. А Гульнара наклонилась и прижалась губами к его руке. Кисть была совсем не затронута этим страшным ударом, такая, как всегда. Крупная. Надежная. Крепкая.
И туда, в руку, Гульнара прошептала:
— Я тебя люблю, — а потом прижалась щекой к его руке и повторила громче: — Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Очень-очень сильно.
Рука под ее щекой задрожала.
— Гуля… Посмотри на меня.
Теперь голос Булата звучал хрипло. Гульнара выпрямилась. Сказанное три раза имеет силу закона.
— Я тебя люблю, Булат, муж мой.
Он смотрела на нее. И Гульнара не видела теперь ни кровоподтеков, ни отека. Ничего. Только его глаза. Какие-то яростные. Ее окатило вдруг озарением.
Ты думаешь, это потому, что ты теперь лежишь на больничной койке. Ты думаешь, это жалость?! Нет же. Не смей так думать. Я не могу все сейчас объяснить, потому что мне трудно говорить. Но ты взрослый и умный. Ты должен понять. У нас слишком многое началось и случалось не так. Не по порядку. Не так, как полагается. Но то, что происходит сейчас — настоящее. Самое правильное. Основа нас.
— Гульнара, поцелуй меня. Как жена мужа. В губы.
У нее не возникло ни секунды колебаний. Гульнара наклонилась и коснулась губами губ мужа. Крепко. Пальцы их так же крепко переплелись.