Не выпускайте чудовищ из шкафа

Демина Карина

– Значит… все? – Сапожник поднял руку, прижимая к плечу.

– Да как сказать, - я посмотрела на потолок, по которому, к счастью, не ползли трещины. – Наверх мы вряд ли выйдем, хотя… проверить можно.

Тихоня разогнулся, двигаясь очень медленно, и перевернул тело.

– Хороший удар, - сказал он. Из глаза торчала рукоять небольшого ножа.

А ведь тоже повезло, что Дар зациклил подавитель на себя. Если бы тот работал автономно, эта смерть ничего не изменила бы. Так бы мы и сидели, пялясь

друг на друга.

– Я… не специально.

– Значит, повезло.

Ниночка всхлипнула. Она мелко-мелко дрожала и казалась такой…

– Что произошло? – я попыталась нащупать пульс у Бекшеева. Пульс был. Но и только. Выглядел он так… вот добить было бы милосердней.

А ведь сказано было.

Я осторожно приподняла голову. В целительстве я понимаю чуть больше, чем ничего. Но дыхание есть. Если приподнять веки, то зрачки… на свет реагируют, что хорошо.

Наверное.

– Я… не помню. Мы… пошли на паром, - Ниночка прижалась к Медведю, а тот прикрыл её огромной лапой. – Я… виновата… хотела поскорее уехать… думала, что ты тогда задерживаться не станешь, если я уеду. А пока я здесь, то одно, то другое… все откладывалось и откладывалось.

И слезы потекли по щекам.

– И казалось, что никогда не уедем…

– Уедете, - я попыталась улыбнуться. – Вот откопают нас и сразу… первым же паромом.

– Правда?

– Конечно! – иногда врать легко. – Так что он?

– Он… помню, Молчун сказал, что… меня убить хотят.

– Кто?

Ниночка отвела взгляд. Но ответила.

– Ты… из ревности… что уезжаю. И где-то на пароме прячешься. Надо уходить.

А Ниночка поверила. Но если воздействие было, то не поверить сложно. Да и не любили мы друг друга, чего уж тут.

– А потом… потом не помню. Помню уже идем. Внизу. И тепло так, что жарко. И еще я сплю, но все-то слышу. И понимаю. Он с Барским говорил. Расспрашивал про того мальчика… ругался очень. А Барский ему деньги предлагал. Много. но он его все равно убил. Потом Софью привел… и тебя.

Ниночка посмотрела на Медведя.

И я посмотрела на Медведя.

Как он глупо вляпался-то?

– Что было в том письме?

– Волосы её. Прядка. И еще, чтобы приходил на старую выработку. Один. Что если вдруг потяну вас, то она умрет. Я подумал, что справлюсь.

– Но предупредил.

Кивок.

Логично.

Он ведь не хитрый на самом деле. Штурмовики – это сила. А где силы много, хитрость не нужна. И про подавитель он не знал. Был уверен, что справится.

– Пришел… вижу, Лютик… весь какой-то… изломанный. Решил, что его отправили.

– Кто?

Молчание.

Ясно. Тоже на Молчуна подумал.

– А потом раз и тут… и тоже. Сплю, а не до конца.

Альбит. В нем дело, поэтому и работало снотворное плохо.

– Что дальше-то? – Тихоня

поднял мертвеца на руки и, оглядевшись, положил рядом с женщиной. Потом прикрыл простынкой обоих.

– Проверим один ход, - я опустила Бекшеева. Выживет… не знаю, что с ним сделаю. Главное, чтобы выжил. Он дышит, а это ведь хорошо?

Если дышит.

Особенно, когда матушка – целительница. Она же… она спасет. От всего. Надо лишь добраться.

– Тихоня, - позвала я тихо. Дернулся было и Медведь, но я покачала головой. И взглядом указала на Ниночку. Не стоит ей этого видеть. Ладно, если ход есть, то пройти придется, но… если есть, то подумаем.

…мы дошли до третьего уровня.

Там пахло пылью.

И запах был столь едким, что пришлось лицо закрывать. А вот каменные глыбы, закупорившие проход намертво, явно намекали, что нужно искать другую дорогу.

– Хреново, - заметил Тихоня и чихнул.

– А то…

Мы спустились. И попытались пройти боковым коридором.

Снова тупик.

Он не стал бы закрывать дорогу полностью. Или… или, если бы сам ушел, он подорвал бы лишь часть? Да, скорее всего… тела, допустим, поднял бы выше, чтобы завалило камнями. Чтобы нашли.

Одинцов не отступился бы, пока бы не нашел.

И Бекшеева.

Стало быть. Выше. И там уже взрыв. Расследование бы показало, что мы всей организованной толпой ринулись освобождать заложников из лап врага, но погибли. Героически. При исполнении.

Врагом княжича выставил бы?

Или кого-то из нас?

Уже не спросишь. Сам бы этот ублюдок убрался, думаю, куда-нибудь подальше. И кристаллов хватило бы ему надолго.

– Плохо? – поинтересовался Медведь.

– Намертво.

Он кивнул головой и задумался. Нехорошо так. А я села рядом с Бекшеевым.

– Пульс? – Сапожник подполз с другой стороны и руку перехватил. – Вроде ровный. И лицо не перекосило.

– А это важно?

– Если инсульт, то обычно перекашивает или левую половину, или правую.

Да? Я повернула голову Бекшеева в одну сторону. В другую. Вроде ровная. И слюна не течет. Что, наверное, тоже неплохо.

– Что он сделал? – спросила я, оглядываясь.

Надо понять, что у нас есть.

Воды не вижу, что плохо. Без еды можно долго продержаться. А вот без воды придется туго… должна быть. Если не источник, то какие-никакие запасы. Тут же глубоко. Далеко. И не будешь подниматься, если жажда замучит.

Медведь, кажется, до того же додумался, если встал, перепоручив Ниночку с молчащей Янкой Софье. А сам принялся деловито обшаривать пещеру.

– Когда меня готовили, - заговорил Сапожник, - то учили обходить ментальное воздействие. Это сложно, но возможно. Да и со временем… организм приспосабливается. Особенно, если часто попадаешь.