Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
– Не знаю, - Бекшеев потрогал переносицу. – Я к ним привык?
Глава 6. Отшельник
Глава 6. Отшельник
«…состоялось торжественное открытие памятника героям войны. Сам Император возложил цветы, а примеру его воспоследовали многие, тем самым подтверждая, что жива еще память о подвиге…
«Петербуржские ведомости»
Яжинский ждал меня за поселком.
Северный
А он, глянувши на меня когда-то, цыкнул сквозь зубы:
– Где это видано, чтоб бабы воевали.
Я ничего не ответила.
Ну да ладно. Не в том дело. Яжинской стоял. И в полумраке – а день зимой отгорает быстро – видны были лишь очертания массивной его фигуры. Он невысокий, коренастый, в плечах мало меньше Медведя. Седой. Волосы он собирал в хвост, а бороду стриг коротко.
В городе его опасались. Характер у Яжинского был еще тот.
– Чего случилось?
Дело не в нежити, которая ему мерещится, если на дорогу вышел.
Я выбралась из машины.
– Мишка, - тихо произнес Яжинский. – Пропал.
– Давно?
– Да со вчерашнего. Пошел… послал я его. Глянуть.
Он говорил медленно. Он в целом разговорчивостью не отличался, а тут приходилось. И каждое слово вымучивал.
– Думал, зашел. Далеко. В лес. Вернется. А нет.
Вторые сутки, стало быть. И Мишку знаю. Я всех тут, на Старом Плесе, знаю. Жена Яжинского ушла еще лет десять тому, сразу после старика. Помню эту худую на грани изможденности женщину. Седые волосы её, стянутые простою лентой. И черную кофту. Черную же повязку на голове.
Сыновей у них было пятеро.
До войны.
После… Осип и Мишка.
– Искали?
– Начали. Как не пришел. Вторая ночь. Холодно. Будет ветер, - он дернул головой.
– А сюда?
– Услышал.
Кивнула. Звук тут и вправду далеко разносится. И сказала:
– Надо кого в город послать. К Медведю. Пусть людей собирает.
И совестно стало. Медведю сейчас вот только Мишки пропавшего и не хватает. Вот найду и выдеру мальца, небось, залез куда-то и… и мало ли, чего в лесу случиться может. Так-то зверья какого у нас нет. Да и людей опасных, не выживают туточки.
А вот ногу там подвернуть.
Или провалиться в старый раскоп или так какую ямину – это да, это случается.
– Не к Медведю, - сказала я, борясь с желанием навязать это дело старому другу. Он точно тогда задержится. А если Мишку сразу не найдут…
– Что так?
– Уходит Медведь. Сердце. На юга надо. В тепло.
Яжинский кивнул и сказал:
– Давно пора. Говорил.
Ну да, выходит, все знали, кроме меня. Вот же ж… скотство, скажем так.
– Новый начальник приехал. Сегодня. Маг. Но что за человек – сказать сложно. Только записку все одно послать стоит. Для порядку.
–
– Темно…
– С Волохом отправлю.
Собаки и у него были, пусть не такие… к счастью, что не такие, как там, на войне, а самые обыкновенные волкодавы. Умные очень. И толковые. Да и Янке уже пятнадцать почти. И места здешние она получше меня знает.
Я вытащила лист и… что писать-то?
Медведю я бы просто черканула, чтоб людей поднимал и с завтрего, посветлу, пошли бы берег прочесывать. А этому? Он же ж не просто так. Он же ж аристократ. А поиски потерявшихся - это не совсем, чтобы полиции дело. Вдруг да заупрямится?
Или еще чего запретит?
Матушке его? Целители к таким вещам серьезно относятся.
Тоже нехорошо. Получится, что и через голову и… будто он не самостоятельный.
Я вздохнула – вот всегда ненавидела эту гребаную писанину – и вывела на бумаге: «В поселении Северный Плес пропал подросток мещанского сословия Михаил Яжинский. Прошу поспособствовать в организации поисков».
Перечитала дважды.
Вроде и не совсем, чтобы казенщина, но и вежливо так…
Запечатала. И перстень приложила, скрепляя листы.
– Пусть все-таки еще к Медведю заглянет, - со вздохом сказала я и накатала-таки вторую записку, которую просто сложила вчетверо. – Только не перепутайте. Погодь. И ко мне. Софья волноваться станет. Пусть скажет, что живая. Целая. Ну и заночует нехай.
Софье я записку нацарапала.
– Ты?
– Останусь. Место найдется?
Яжинский кивнул и, сплюнув, сказал:
– Нежить это.
– Да что ты уперся. Да нет тут нежити! Нет!
– в другое время я бы смолчала. Кивнула бы, как всегда, а теперь вот как-то все одно к одному. И еще этот покойник, Софке выпавший.
Сжечь его надо бы.
И остальную колоду от греха подальше.
Яжинский повел тяжелой головой и поглядел на меня с жалостью.
– Она-то всякою бывает. Иную от человека не отличить.
Кого?
Переспрашивать бесполезно. Известно кого. Нежить. Ну да…
Я вытащила вязаную шапку. Фонарь еще работал, да и запасная зарядка имелась. Что еще? Старый рюкзак. Внутри – веревка, пара стальных крюков и такие же когти. Тонкие полоски полотна, закатанные в вощеную бумагу. Сигнальная ракета. Задубевшая от времени шоколадка.
– Где искали?
Вряд ли далеко. Да и кому искать-то? У них из мужиков остался Яжинский, Глебка, брат его младший, контуженный, да и Мишка с Осипом. Васька еще, старший из внуков, и единственный пацан, прочие-то – девки, вроде Янки.
Глебка с кровати редко встает. Осип… он совсем слабый был в прошлый раз. А Глебке тринадцать. Он-то себя взрослым считает, но Яжинский его далече от дома не пустит.
– Поблизу. Пока не шел в лес, - он подстроился под мой шаг. – Собак пустил, но закружили. Натоптано тут. Мишка, он много где бывал. И пошел, зараза, один. Я ему.