Не загоняйте убийцу в угол
Шрифт:
И пока не пришел дон Фернандо, тетей занималась только она; правда, сначала ей помог полицейский – унести тяжеленную женщину с места происшествия, как он выразился, было нелегко; потом, когда дон Фернандо оказал ей медицинскую помощь, Хуанита сидела рядом, а в два часа приехала «скорая» и увезла их. И вот тетя, которая тогда лежала без сознания, теперь рассказывала о случившемся любому, кто хотел ее слушать – а таких нашлось немало, – и со всеми подробностями, которых становилось все больше и больше, пока, наконец, потерявшая терпение Хуанита не воскликнула:
– Тетя! Перестань выдумывать, ведь ты была одной ногой на том свете и ничего не видела!
Тут тетя с Хуанитой чуть не поссорились, и тогда Хуанита, раздраженная и обиженная, вышла на улицу – посидеть на каменной скамье у дома, благо жара уже спала. Девушка собиралась побыть тут, пока не разойдутся соседи и знакомые, пришедшие удовлетворить свое любопытство. Но покоя бедная Хуанита не нашла и здесь: опустилась вечерняя прохлада, и люди выходили пройтись – увидев ее, они останавливались спросить
А подумать хотелось: что-то странное, ускользающее тревожило ее, и девушка не понимала, в чем дело. Так, войдя поутру в кухню, чувствуешь: что-то здесь не на месте, чего-то не хватает, но не можешь понять, чего именно. Иногда так и ходишь с этим ощущением все утро, а то и целый день, но потом забываешь; а иногда догадываешься: кастрюля не там, где ей положено быть, или нет большой чашки – оказывается, тетя унесла ее к себе в комнату, – в общем, что-то в этом роде. Но Хуанита не понимала, что тревожило ее сейчас. Может, просто показалось – ведь часто что-то мерещится по-пустому.
Тут девушка вспомнила, что в гостиной судьи на полу валяется картошка и их корзинка, и за всем этим придется завтра заходить по дороге к дону Карлосу, и от одной этой мысли ее пробрала дрожь.
Судья де Марко долго, не отрываясь, смотрела на звездное небо, потом перевела взгляд на бутылку и решила, что может позволить себе второе виски. Приехав в Сан-Педро-дель-Мар, куда она была назначена судьей Первой судебно-следственной инстанции, Мариана де Марко поселилась в мансарде дома, расположенного в верхней части городка. С удобной и просторной террасы, словно выдолбленной в чердаке, были видны море и устье реки; летом, когда позволяла погода, Мариана любила читать на террасе при свете торшера, который приносила из комнаты – его обычное место было около вольтеровского кресла, – и ставила около стула, где пристраивалась с книгой. Мебель на террасе – стол и три стула – была из белого пластика, и, по правде говоря, не слишком нравилась Мариане, но частые дожди не оставляли ей выбора, разве что купить удобную металлическую мебель, но та, как правило, и неудобная, и дорогая. Поэтому в хорошую погоду Мариана, хоть и презирала пластиковую мебель, все-таки усаживалась с книгой на террасе, выбрав что-нибудь из своего прекрасного собрания романов XIX века.
Несмотря на поздний час, было довольно тепло; усыпанное звездами безоблачное небо казалось прозрачным, но убийство судьи Медины мешало Мариане наслаждаться этой красотой. Смешивая виски со льдом и содовой, она думала о том, что в этом преступлении есть что-то странное: оно не вписывалось в привычную картину, и ей, так любившей переводные романы, напоминало преступления, совершаемые в других странах, но оно никак не вязалось с укладом жизни в Сан-Педро-дель-Мар и его окрестностях, где во всем – а в убийствах особенно – еще чувствовалось что-то дикое и необузданное. Убийца судьи Медины вел себя как городской житель, и честно говоря, слишком хладнокровно для испанца.
Мариана снова уселась на террасе с книгой в руках, но через несколько минут, поняв, что сосредоточиться на чтении сегодня не удастся, отложила ее в сторону. К тому же спать совсем не хотелось, а это у Марианы всегда было признаком сильной озабоченности. Однако она надеялась, что вторая порция виски, которое она потягивала сейчас с таким удовольствием, скоро нагонит на нее сон.
Женщина встала и, подойдя к перилам террасы, облокотилась, держа в одной руке стакан с виски, а в другой зажженную сигарету. Мариана корила себя за то, что не взяла отпуск в августе, как собиралась. Но виноват на самом деле был Эндрю, а не она; старина Эндрю мог взять две недели только в начале сентября. Он был старше Марианы ровно на десять лет – «пятьдесят ему уже стукнуло или нет»? – но, думая о нем, женщина всегда называла его «старина Энди». Благодаря парому между Сантандером и Саутгемптоном они виделись довольно часто, но встречи их были короткими, всего несколько дней, да пара недель отпуска. Несмотря на постоянные разлуки – иногда они и сами не знали, на сколько расстаются, – такие отношения вполне устраивали Мариану. Следующим шагом был брак, но с ним можно подождать, если вообще до этого дойдет. «Не надо повторять своих ошибок», – говорила Мариана, и эта череда встреч и разлук, пришедшая на смену ее недолгим романам, оказалась прекрасным выходом из положения, позволяя Мариане поддерживать отношения с близким человеком, с которым она не решалась – по крайней мере, пока – связать себя более постоянными и тесными узами, бросив вызов судьбе. А может, она просто боялась так ставить вопрос? Когда у тебя есть что-то хорошее, то лучше ничего не менять. «По крайней мере, пока», – подумала Мариана. И надо было признаться: она с удовольствием растягивала и растягивала это «пока».
К счастью, у Марианы не было детей. Она объясняла это с одной стороны своим благоразумием, а с другой – равнодушием бывшего мужа к детям в начале их брака. Потом, когда он дошел до крайностей, и стал требовать, чтобы она ушла из адвокатской конторы, не желая не только жить, но и работать вместе, Мариана не один раз добрым словом вспомнила свое благоразумие. Будь у нее ребенок или двое, она не решилась бы все обрубить, уйти из конторы, где кроме нее и бывшего мужа работали еще двое его друзей, и начать новую жизнь.
Любил ли кого-нибудь убитый? Мариана решительно помотала головой. Нет. Этот внушительный, вышедший в отставку судья был, как она слышала, человеком твердых убеждений, наверное, решительным и требовательным отцом и… вдовцом. Она не могла представить его женатым человеком, и не только потому, что жена судьи умерла еще до приезда Марианы в Сан-Педро, и она никогда не видела этой женщины. Просто при одном взгляде на судью – этим летом Мариана видела его только один раз, на праздничном ужине, который устраивали Сонседа по случаю начала сезона, – сразу становилось ясно: он прекрасно себя чувствовал в роли вдовца. Кажется, он был хорошим юристом; возможно, излишне зависимым от своих идеологических взглядов и представлений о морали, но блестящим профессионалом – слава его была вполне заслужена. Она попыталась себе представить завтрашние газеты, ведь телефон у нее в кабинете не умолкал: звонили из суда, где работал убитый, из Ассоциации судей, из различных организаций; были и частные звонки. Хорошо еще, что ей сразу удалось избавиться от журналистов, не дрогнув перед их настойчивостью. Зашевелилось начальство в Сантандере и в Мадриде, но Мариана никогда никому не позволяла давить на себя ни в частной жизни, ни в профессиональной. Один раз уступишь, потом не отделаешься. Сегодня утром из Сантандера приехал не только прокурор, но и следственная группа Судебной полиции, и она воспользовалась их присутствием, чтобы избежать давления сверху. Да, любой ценой, но убийца должен быть установлен. Что-то в глубине души подсказывало ей, что результаты расследования могут оказаться такими же скандальными, как само преступление. На этот раз на ее плечи обрушилось главное событие лета, которое обещало быть спокойным. Соперничать с этим убийством на первых полосах газет смогут только покушения ЭТА, если что-нибудь случится в августе. Впрочем, убийство судьи привлечет внимание журналистов на пару-тройку дней, а раковая опухоль терроризма в конце концов поразит все баскское общество. Но об этом лучше не думать. На первых полосах всегда кровь: терроризм, убийства… Мысленно Мариана вернулась на место происшествия: ей пришлось взять себя в руки, когда она вошла в гостиную судьи. Она повидала немало трупов, но впервые, во всей картине с такой очевидностью проступало твердое намерение убить, хладнокровие убийцы.
Сейчас бы позвонить старине Энди, поболтать о всяких пустяках, и, свернувшись клубком в любимом кресле, слушать его ласковый голос… А вместо этого Мариана сидела со вторым виски – последним, она дала себе слово, – и сна не было ни в одном глазу. А что, если позвонить сейчас? «В такое время?» – тут же подумала она. Несколько минут Мариана колебалась, уж очень хотелось снять телефонную трубку, но потом решила: «Пусть спит, англичанин есть англичанин».
Им приходилось скрывать свои отношения. Конечно, времена изменились, но провинциальный городок все равно остается провинциальным – и любопытным, этого не избежать. Поэтому-то квартирка в мансарде была только ее домом, ее убежищем, и встречаться тут они не могли, чтобы не привлечь внимания. Как судья она была на виду, и в замкнутом мирке маленького провинциального городка, который, как любой замкнутый мир, всегда готов к пересудам, жилось ей отнюдь не просто.
Мариана посмотрела на небо – «Какая красота!» – на пляшущие на речной глади отражения огней Сан-Педро-дель-Мар. И почему судью Медину убили в такой прекрасный день?
Глава II
Карлос посмотрел на золу, в которую превратились резиновые перчатки, старая рубашка, пластиковый пакет и облегченно вздохнул. Огонь почти угас, скоро ничего не останется и от углей: он положил дубовые поленья – они схватываются в момент и быстро прогорают. Чтобы заглушить запах бензина, которым он предварительно сбрызнул рубашку, Карлос подбрасывал в огонь ветки эвкалипта, но запах все равно стоял в воздухе, поэтому пришлось устроить сквозняк. Карлос поднялся сегодня рано и, умывшись, сразу принялся разбирать на части опасную бритву. Только после этого он выпил кофе и съел два куска хлеба, макая их в оливковое масло. Карлос решил уехать подальше от Сан-Педро и там выбросить бритву, причем по частям, в разных местах: что-то кинуть в заброшенный колодец, что-то – в мусорный бак. Когда он вернулся, скрупулезно выполнив задуманное, солнце уже стояло в зените. Камин совсем прогорел, и, собрав золу в ведро, Карлос по своему обыкновению выбросил ее в яму, засыпав сверху землей. Хуанита предпочитала высыпать золу во дворе или на клумбе за домом: она слышала, что земля от этого становится более рыхлой. Девушка должна была прийти только после обеда, но день выдался жаркий, не хуже, чем вчера, – в такую погоду зола в камине обязательно бросилась бы в глаза. Оставались старые кроссовки; их Карлос собирался тщательно вымыть, содрать ярлыки и выбросить еще дальше, в Сантандере, куда он хотел поехать завтра. Он был убежден, что все эти предосторожности излишни, но как человек предусмотрительный, предпочитал перестраховаться.