Не запирайте вашу дверь
Шрифт:
— А зачем он купил участок Загорского?
— Папа, ты непонятно объясняешь, — повернулась Вика к отцу. — Как это тебя студенты понимают?! Давай сюда грязную тарелку. Наталья, достань чашки.
— Еще ни один студент не жаловался, — обиделся Владимир Яковлевич.
— Зять женился на дочери Загорского и купил соседний с Загорским участок, — продолжала Вика, разливая чай. — А на его дочери женился молодой зять и стал зятем старого.
— А был чьим? — совсем запутавшись, поинтересовалась я.
— Он не был зятем, пока
— И помни, они не знают, что мы их так называем, — предупредила меня Вика, когда мы закончили ужинать. — Уже стемнело, пойдем наверх, выспишься в тишине.
«Верхом» назывался второй этаж, на который вела деревянная лестница. Там, в душной маленькой комнатке, стояли две кровати, столик у окна и этажерка со старыми журналами. В окно был виден соседский дом и почти весь соседний участок, причем комната второго этажа в том доме сквозь освещенное окно просматривалась из нашей комнаты почти вся.
Вика сразу же заснула, а я долго ворочалась с боку на бок.
Тишина оказалась обманчивой: конечно, не было обычного городского шума, зато громко лаяли собаки, без умолку трещали всевозможные кузнечики, а раз в десять-пятнадцать минут мимо проносились поезда, грохоча, как мне казалось, под самым окном. К середине ночи я уже различала равномерно постукивающие скорые поезда, электрички, подходящие к станции с переливчатым посвистыванием, и тяжелые товарные составы, громыхающие так, словно они подпрыгивали на рельсах, а их грузы ударялись о стенки вагонов.
— Ну так что? — спросила я Вику после завтрака. — Зачем вызывала?
Владимир Яковлевич снова полез под дом. Наталья умчалась к подружке, сообщив, что вернется к обеду. А мы с Викой сидели на скамейке у дорожки, блаженно подставляя теплому солнышку руки и ноги.
— Ну слушай: к нам на дачи залезают воры. Уже залезли на четыре участка, все вверх дном перевернули, но ничего не взяли. По крайней мере, так хозяевам кажется; попробуй там разберись, когда все вверх дном! Причем я на других дачах спрашивала — на тех, которые за колхозным полем, и на тех, что с другой стороны от железной дороги, — к ним никто не лазил.
— И что ты хочешь? Чтобы мы этих воров поймали? — мечтательно поинтересовалась я и закрыла глаза, кожей ощущая прикосновение солнечных лучей. Сначала солнышко лишь слегка поглаживало, но внезапно с неожиданной силой вцеплялось в каждую клеточку моего незагоревшего тела.
— Нет, это необязательно, — так же мечтательно ответила Вика. Наш мечтательный тон, естественно, относился к солнцу, а не к ворам. — Мне всего лишь надо, чтобы они к нам не залезли. Ну а если их вычислим — тоже хорошо.
— Тогда рассказывай все, что знаешь, — тем же тоном попросила я.
— Девочки, идите сюда, — громко позвал нас Владимир Яковлевич, выбравшись из-под дома.
— Дом подержать надо? —
— Да нет, — улыбнулся он. — Всего лишь бревно.
Совместными усилиями мы водрузили огромное бревно на бетонные столбики нового фундамента, потом присели на это бревно отдохнуть.
С улицы послышались мелодичные, приятные, но несколько однообразные звуки. Я с любопытством взглянула на Вику: она прислушивалась, затаив дыхание.
— Это наш непризнанный гений играет, — непринужденно заметил Владимир Яковлевич, кивнув в сторону улицы с ироничной улыбкой. — Он здесь редко играет, поскольку соседи ругаются. Лучше бы он добровольных слушателей нашел, а не вынужденных. Или сочинил бы что-нибудь стоящее.
— Ты не понимаешь! — нервно возразила Вика, едва удостоив папу взглядом. — Это фантазия на тему… — она замялась и растерянно посмотрела на меня.
— По-моему, там всего две ноты, — продолжал Владимир Яковлевич. — Максимум три.
— Значит, это фантазия на тему двух нот! — отрезала Вика и встала. — Юль, иди за мной, я тебе соседей покажу.
Мы двинулись вдоль канавы, которая служила границей двух участков.
— Смородина, крыжовник, малина, — перечисляла Вика то, мимо чего мы проходили. — Соседи с этой стороны — Роза Дмитриевна и Сергей Васильевич. Пенсионеры. Детей у них нет.
На их участке на ровных, огороженных грядках росла всякая всячина в количестве, явно превышающем потребности двух пенсионеров. Должно быть, излишки у метро продают.
— Вон там, за водопроводной трубой, живет Ираклий. Ему за восемьдесят. Два образования; до сих пор работает. Жена давно умерла, а дети и внуки приезжают редко, им больше нравится отдыхать, чем помогать. Так что он сам копается в земле понемногу. Пчел разводит. Вон он, смотри, картошку окучивает.
Я увидела высокого, почти лысого старика с приветливым выражением лица, уверенно махавшего тяпкой и вообще выглядевшего сильно моложе своих лет.
Обойдя парник, Вика повела меня дальше.
— Слева от нас — Людка. Ей лет сорок. Одинокая. Сейчас она в Москве, — продолжала рассказывать подруга. — Она ужасная. То есть не она, а ее участок. У нее там лес растет: елки, березы, осины, дубы. Она их поливает, удобряет и новые деревья сажает! Из леса их приносит, представляешь?! А от этих зарослей на наш участок тень падает! Видишь ветки над нашим сараем? Это ее дикая груша. На три метра на наш участок залезла. Из-за этих веток у нас вишня в тени. На других ее соседей тень тоже падает, особенно на тех, что слева от Ираклия. У них есть сын, он недавно школу закончил. Он моей Наташке нравился, я уж думала — будущий зять растет, а он весной женился и теперь беременную жену зеленой рябиной из трубки обстреливает. Детский сад! Да оно и к лучшему: его мать нам в качестве родственницы по характеру не подходит. А теперь пойдем окучивать картошку. Ираклий знает, что надо делать.