Не завтра, а всегда. Остросюжетный роман для юношества
Шрифт:
Учитель географии Перфильев жестом руки приказал выйти к доске Флоре Серёгиной. Она, смутившись, встала и подошла к столу учителя. Встала лицом перед классом.
– Впрочем, садись на место, Серёгина, – сказал учитель географии. – Пусть выйдут сейчас к географической карте Окунев и Селихова. Да и, вообще, все, кто вчера по-ударному… пахал с ними на Мылкинской дамбе.
Весь летучий отряд вышел к доске, не зная, чего ожидать от такого весьма и весьма неадекватного педагога. Ведь, надо сказать, что
– Вам что, господа и дамы, заняться нечем? – зарычал он. – Это что, ваше дело, спасать какой-то там город?
– Мы живём в этом городе, – возразил Михаил Жаров.– Мы здесь родились.
– С чем я вас и поздравляю, – ухмыльнулся географ. – Нашли, что спасать. Да пусть тонет! Он уже давно утонул. Завод «Амурлитмаш» стоит, подъёмно транспортного оборудования тоже, аккумуляторный на ладан дышит… Вам, что дальше перечислять? Даже от огромной швейной фабрики остались рожки да ножки. Я – учитель географии. Кое в чём соображаю.
– Вы говорите всё это, Никита Игнатьевич, с такой радостью, – просто заметил Игорь, – что просто… удивительно. У нас – беда, а вот у вас – праздник.
– Не праздник это, а моя тоска. Ничего удивительного, Игорь, что вы ни черта не понимаете, – сказал географ.– Вы пока ещё дети. Нормальные люди давно уже уехали из этого города в Москву, в Краснодарский край и в другие места. А самые удачливые – в Америке или, в крайнем случае, в Германии или во Франции. Спасатели! Что б это было в последний раз!
– Наше свободное от занятий время, – заметил Олег Курдилёв, – принадлежит нам. Город у нас хороший. Мы строим самолёты, корабли, военные и гражданские, и многое другое…
– Пока не будет у вас в головах нормального представлении о жизни и демократии, такой, как в США, – засмеялся Перфильев, – толку из вас не выйдет. Точнее, толк выйдет, а дурь останется. В России многие сотни бесхозных и никому не нужных городов, которые лично бы я не стал спасать.
– Почему же вы до сих пор не в Америке, Никита Игнатьевич, – поинтересовался Окунев, – если так ненавидите наш город, да и Россию?
– Я по натуре борец, Игорь, – серьёзно ответил географ. – Я нужен истинной демократии на этой огромной территории, где никогда не было и нет никаких хозяев. Ты же, боксёр, Окунев. Ты должен понимать, что такое борьба.
– Понимаю, – ответил Игорь, – поэтому, извините, борюсь и буду бороться с такими, как…
– Не стесняйся, договаривай, Окунёв, – ухмыльнулся Никита Игнатьевич. – С такими, как я, ты хотел сказать?
Окунёв промолчал, у впечатлительной Раисы по щекам потекли слёзы.
Перфильев приказал жестом всем семерым занять свои места. Ребята сели за свои парты.
– Вся Россия уже триста лет, как тонет, – продолжал свою линию географ. – А если кто её и спасёт, то это США или Западная Европа.
– Да что вы такое говорите! – крикнула с места Роза Иванова. –
– Скажи спасибо, Иванова, что твой папа – шишка в городской мэрии, – географ хлопнул классным журналом по столу, – а то бы я с тобой не так поговорил. Пошли всё к чёрту из класса! Сорвали урок, негодяи!
До конца урока оставалось минут пять, поэтому ученики очень тихо и неспешно вышли из класса.
Довольный произошедшим Максим Колоратин подозвал к себе жестом Игоря. Окунев подошёл к нему и сказал:
– Говори, что хотел сообщить!
– У нас, между прочим, есть свой отряд. Он побольше вашего. Там парни из многих школ и училищ города. Человек тридцать.
– Хорошо, что вы, Максим, вышли на борьбу со стихией. Это правильно. Почему ты не сообщил об этом географу, а прикрылся нами? Ты же ведь знаешь, что он ультра либерал и его в городе считают сумасшедшим и провокатором.
– А мне приятно было напакостить вам. Но я со своими ребятами не город спасаю. Сдался он мне! Я повышаю своё благосостояние. Ха-ха-ха!
– Раньше сядешь, Максим, раньше выйдешь.
– О своей голове заботься, Окунёв. Я не о том хочу тебе сказать. Мне плевать на то, что ты там… боксёр и какой-то чемпион. Чтобы Тамару Завьялову я в твоей компании больше не видел! Уловил?
– Но мы, как ты знаешь, дружим с ней с самого детства, и у нас всё давно определено. Её брат – мой друг.
– Мне плевать, что там у вас определено! Мне она тоже нравится. Я предупредил и больше повторять не собираюсь. Если не въедешь в тему, то тебе будет очень больно или совсем… не больно.
Пожав плечами, Окунёв резко ударил левой рукой Колоратина в живот. Тот завалился на пол, как мешок с картофелем. В данном случае, конечно, Игорь не сдержался. Но ведь наглых и бессовестных людей просто положено… укорачивать.
С трудом встав на ноги, Максим прошипел:
– Ну, ты напросился, Окунев. Мы тебя на дамбе живьём в песок зароем. Я тебе обещаю. Даже не сомневайся.
Раздался звонкий и пронзительный голос школьного звонка, и Колоратин побрёл в класс, чуть не столкнувшись лицом к лицу с географом, который посмотрел на Максима, как на таракана. У Никиты Игнатьевича была развита особого рода мизантропия. Он ненавидел всех россиян, ни взирая на пол, возраст, национальность.
Учитель Перфильев давно уже жил в каком-то придуманном им, странном мире и считал, что все должны мыслить именно так, как он. Другой точки зрения просто не должно существовать.
Попробуйте доказать умственно отсталому человеку, что он глупец от рождения. Впрочем, пустая и неблагодарная затея. Она вас сделает точно таким же, как ваш невозмутимый оппонент. А если ещё этот упёртый гражданин умудриться поставить себя памятник при жизни, то в дураках окажутся все окружающие. Вот, именно, такие люди даже из-под земли тянут руки к «рулю».