Не жди моих слез
Шрифт:
— Ленька копия моего отца в детстве, — сказала я, хотя врать перед этим человеком, похоже, не было никакого смысла. Наверное, я слишком долго жила во лжи.
— Кто-кто, а уж природа-матушка мастерица на подобные шутки. Мой старший сын — копия одного французского киноактера. Забыл его фамилию. Да это и неважно.
Муж Людмилы работает инженером на одном секретном заводе. Он часто не приходил ночевать. Она укладывала детей и шла к кому-нибудь на посиделки. Мы здесь почти каждый день собираемся на посиделки. Леня тоже приходил. Помню, моя жена ему с самого первого дня симпатизировала, и я даже поначалу ее ревновал. Но она у
— Леня говорил, она помогала ему по дому, — неожиданно вспомнила я.
— Было дело. — Ахмет закивал головой. — Белье брала стирать, рубашки гладила, потом повадилась обед из дома носить. Только вот по сей день понять не могу: для чего он ей нужен? Муж ее раза в три больше зарабатывает, в Москве квартира четырехкомнатная, дача, машина. У Леонида же, как я понял, собственного угла нет. Неужели влюбилась баба?
— В него можно влюбиться, — вырвалось у меня. Я тут же поспешила добавить: — Сама видела, как женщины ему на шею вешались.
— Как-то он тут гриппом приболел, так Людмила от него, что называется, не вылезала. За детьми подружка присматривала. Помню, зашел его проведать, а она ему чай в постель подает, горчишники ставит. Ну да, мы, мужчины, любим, когда вокруг нас на цыпочках ходят. Понятное дело, сплетничать у нас начали. Леонид посмеивался и отшучивался, а Людмила одной тетке в волосы вцепилась. Муж ее не ревновал. Кажется, я догадываюсь — почему.
— Почему?
— Он то ли где-то облучился, то ли чем-то переболел, словом, в физиологическом плане удовлетворить жену не мог. Да и аппетит у Людмилы отменный. Извините, что я так цинично выражаюсь — мы тут даже матом при женщинах ругаться начали. Словом, освинячились совсем.
— Думаете, Леня удовлетворяет ее в физиологическом плане?
— Хороший вопрос. Я сам себе неоднократно его задавал. Помню, поначалу Леня даже не смотрел на женщин. Честно говоря, я думал, он в вас влюблен. Даже как-то спросил у него об этом.
— И что он ответил?
— Отшутился по своему обыкновению. Сказал, вы у него вместо идола или иконы. Я же не знал тогда, что вы его сестра.
Ахмет опять посмотрел на меня хитро.
Я с трудом подавила вздох. А вообще-то мне все стало вдруг по фигу.
— Скоро Людмила устроилась медсестрой в нашу больницу и все время ходила за Леонидом. Как нитка за иголкой. По-моему, это тешило его самолюбие. А там кто его знает. Потом он вдруг начал резко худеть. Как-то потерял сознание в своем кабинете во время приема больного. Мы решили, у него тепловой удар — было очень жарко, а кондиционеры часто барахлят. Потом замкнулся, перестал с нами общаться. Говорил, изучает медицинскую литературу. Ну да, тут у нас прекрасная библиотека, а он французским владеет. Да и английский неплохо знает.
— Моя жена первая подняла тревогу — женщины очень чуткий народ, — рассказывал Ахмет, потягивая «шабли». — Помню, она сказала мне: «Приворожила нашего Леню эта Людмила». Я рассмеялся ей в лицо. Она у меня чистый гуманитарий, филолог, и я с высоты моей медицинской образованности плевал на все эти бабские бредни. Да и согласитесь,
— А я и не верю. И никогда не поверю, — с неожиданной злостью заявила я. — Просто он оказался настоящей тряпкой.
Ахмет неопределенно хмыкнул.
— Я и сам так считал. Поначалу. Я сказал ему: «Эта баба из тебя веревки вьет и в узлы завязывает. Да еще здоровье твое подрывает». Я был уверен, она его, как говорится, затрахала. Я даже рассказал ему, что имел с ней интрижку. Но на него это не произвело никакого впечатления.
— Потому что он ее не любил. Если бы он ее любил…
— Простите, а что такое любовь? Вы можете ответить на этот вопрос?
Ахмет смотрел на меня с насмешливым любопытством.
— Любовь и есть любовь. Тянет только к одному человеку. На остальных просто наплевать.
— Еще один вопрос, если можно: вы испытали любовь?
Я вздохнула и отрицательно покачала головой. К чему лгать самой себе?
— Вы правильно выразились: тянет. Так тянет, что ничего с собой поделать не можешь. Уверен, все эти колдуны и знахари досконально изучили природу любви. Так сказать, ее структуру. Молекулярное строение. Говорят, Восток — темное дело. Это далеко не так. Цивилизация внушила нам непоколебимую веру в силу науки. Прогрессивной науки. Но есть еще и другая наука, корни которой уходят в глубь веков и даже тысячелетий. Думаю, фактор времени со счетов тоже нельзя сбрасывать.
Внезапно я ощутила тревогу. Пока она была неосознанной. Похоже, такая тревога самая мучительная из всех.
— Думаю, он в конце концов догадался, что с ним происходит, — продолжал Ахмет. — Но к тому времени у него уже не осталось сил сопротивляться. И если учесть…
Он метнул в меня быстрый прищуренный взгляд.
— Он мог сказать мне об этом, когда я…
Я прикусила язык. Леня пытался мне что-то сказать. Я не пожелала его слушать.
— Так, значит, это вы были здесь две недели назад?
Теперь Ахмет смотрел на меня с удивлением.
— Мы с друзьями путешествовали на яхте, и я решила его навестить.
— Не исключено, что вы спасли ему жизнь, Аня.
— Мне показалось, он чем-то болен. Но я не смогла остаться, потому что… Словом, мы отплывали утром. Я переночевала у Лени.
Ахмет встал и подошел к окну. Теперь он был ко мне спиной. Мне захотелось увидеть выражение его лица.
— Она в тот день точно взбесилась. Хотела вскрыть себе вены. Она бы ни за что это не сделала, уж в чем в чем, а в этом я уверен на все двести процентов. Просто она почувствовала, что теряет над Леней контроль. — Ахмет уже стоял посередине комнаты и в упор смотрел на меня. — Ее забрали в больницу, но она вылезла через окно и спустилась по дереву. Она кричала на весь квартал. Думаю, она бы могла вас убить. Она подмешала что-то в бутылку с виски, но Леонид не стал его пить, хотя последнее время много пил. Я сохранил эту бутылку. Когда вернусь на родину, обязательно попрошу сделать химический анализ. Хотя почти уверен, что подобные вещи науке не под силу ни раскрыть, ни тем более объяснить. Не знаю, что еще натворила бы эта сумасшедшая. К счастью, на следующий день был рейс на Москву. Леонид ночевал у меня. В двенадцать у него начался страшный озноб и сердцебиение. Потом бред. Он кого-то звал. Он называл эту девушку «инфантой». Вы не знаете случайно, кто это?