Не жди моих слез
Шрифт:
— Полагаете, ей было бы легче, живи мы с ним, как сиамская кошка с английским догом?
— Неужели Ирише известно, что вы с Маничкой едете отдыхать в Палангу?
— В Палангу?.. Вы сказали — в Палангу? Нет, мы, наверное, лучше поедем в Каунас. А что если махнуть в… Киев?
— Вот-вот, и я ему то же самое сказала: сейчас в Прибалтике очень сыро. Тем более в Киеве живет двоюродная сестра, у которой можно будет…
— Анжела, что ли?
— Нет, моя двоюродная сестра. Маничкина тетя — Эльвира.
— Хочу к тете Эльвире.
— Она тебе очень понравится. У нее дача
— Хочу к тете Эльвире.
— Вам хватит на неделю двухсот рублей? У меня больше нет дома. Деточка, а как же твое училище? Кстати, у Эльвиры есть рояль, так что если у тебя будет время…
— Думаю, его-то как раз у меня и не будет. Да, Наталиванна, вы не помните, Герман свободен сегодня вечером? Я забыла у него спросить…
— Да, деточка. Он от меня поехал домой. Он вышел буквально за пять минут до твоего прихода. Я даже подумала сперва, не он ли это вернулся. Вы не столкнулись у лифта?
— Я поднималась пешком. Обожаю ходить пешком вверх по лестнице.
— Господи, деточка, знала бы ты, как ноет у меня душа за всех вас. Хочется, чтобы всем было хорошо, покойно, счастливо.
— Прямо как в новогодней открытке. Нам всем будет то, что написано на роду.
— Деточка, может, дать вам еще рублей сто? Я возьму с книжки. Чтоб у тебя были свои…
— Они мне не потребуются, Наталиванна.
— Мало ли что… Правда, Маничка такой внимательный. Деточка, но все-таки не говорите Ирише — пускай себе едет со спокойной душой. А там видно будет.
— Куплю по дороге шампанского. Выпьем за отъезд. Знали бы вы, как я хочу к тете Эльвире.
Я на самом деле захотела к этой тете Эльвире в ее дом на берегу Днепра, в котором, как я себе представила, меж двух позолоченных осенью берегов текут плавные молочные реки. Еще я представила рояль в полутемной от дремучего каштана с высокими — почти готическими — потолками гостиной, себя за этим роялем: в голубом длинном платье, которое обещала привезти мне из Вены Ирка. Я кусала губы, чтоб не разреветься от горя, что не поеду к тете Эльвире. Не поеду же, правда? Шампанское будет очень даже кстати…
На подступах к дому, а точнее в лифте, я вдруг вспомнила ре-мажорную прелюдию Рахманинова. Я нажала на кнопку «стоп» и, зависнув между седьмым и восьмым, прослушала ее всю, каждый голос в отдельности. Особенно тот — высокий и чистый… Потом я нажала на кнопку «1». Ну а там, что будет. Лифт распахнул створки на первом этаже, в него вошла улыбающаяся, всем довольная Ирка с длинной палкой сухой колбасы в пластмассовой сумке и несколькими такими же длинными огурцами.
— Куда намылилась? — спросила она хипповым тоном. — Подождет твой Анджей. Не каждый день провожаешь в Вену старшую сестру.
Я тоже так думала. Я и по сей день очень часто думаю в унисон с моей сестрой.
— Жалею, что накупила для подарков всяких ложек и матрешек — столько места в чемодане займут. В нашей «галантерее» продаются изумительные полотенца и салфетки с деревенской вышивкой.
Ирке безумно шла прическа из «Чародейки», что на
— Стол уже накрыт. Надо же, милые сестрички, как вы вовремя. И обе сразу.
— У меня прекрасное чувство времени. А Ирка всегда готова мне подыграть. Правда? Хочу шампанского. А еще хочу к тете Эльвире. Герман, когда мы поедем к тете Эльвире?
— Это еще кто такая? Герман, ты починил мой чемодан?
— Да. И прибил каблуки к комнатным туфлям.
— Умничка.
Иркин поцелуй больно отозвался в моем ухе.
— Не то слово — гений. Смотри: разобрал у себя на столе, починил бачок в сортире, отнес в бук эту проклятую энциклопедию.
— Интересно, сколько дали?
— Семьдесят два на руки.
— Двести семьдесят два? Ничего себе.
Я ахнула с почти натуральным восхищением.
— Ты что, оглохла? Семьдесят два.
У Ирки и голос уже был какой-то венский.
— Я не оглохла — это шампанское в голову ударило. А ты уверена, что у тебя стопроцентный слух?
— Да.
— И зрение? И обоняние? И осязание?
— Уже напилась. Хороша, мать, очень хороша.
У него была такая ехидная ухмылка.
— Герман, а что если нам с вами махнуть на недельку в Киев, к тетушке Эльвире? Мой педагог по специальности залегла в больницу, на остальных я плевать хотела. Вы же, как мне кажется, пользуетесь на службе режимом наибольшего благоприятствования. Или, на худой конец, можно в Ялту прокатиться. Правда, у Васильковых нет рояля, зато Анжела рассказывала, у них чудесный сад.
— У Василькова инсульт после того, как он женился на собственной студентке. Правда, Герман? Зачем ты льешь шампанское на клеенку? Представляю, во что превратится без меня квартира.
— Обязуюсь каждый день вытирать пыль. Герман, а мне можно печатать на вашей машинке? Вы не отнесли ее в комиссионку?
— Я поставил ее в чулан. Она слегка барахлит. Как-нибудь отдам в починку.
— Неужели у человека может быть инсульт только от того, что он женился на молодой? Мне кажется, наоборот, от этого только здоровье поправишь. Герман, а Василькову нравится ваша Анжела? Какое романтическое имя: так и представляю молодую девушку с копной темно-каштановых волос, пересыпанных матовыми пластинками перхоти, жесткие усики над верхней губой, влажные подмышки, благоухающие навозной кучей пополам с «Фиджи»…
— Никогда не поешь спокойно. Слава Богу, отдохну от вас две недели.
Ирка за обе щеки уплетала салат с крабными палочками.
— Я тоже.
Он на самом деле был очень вкусным.
— Послушай, звонил твой… пан. Хотел поговорить по личному делу.
Я изобразила легкое удивление.
— Интересно, о чем это?
— Герман, я давно хотела сказать тебе, что ты ведешь себя с Анджеем как последняя скотина. Понимаю, ревность — дело не шуточное, но при чем здесь Анджей?
— Да, при чем тут Анжела? Это все в прошлом, в прошлом. Там уже стоит межевой столб или валяется камень. Ирка, а как ты думаешь, не поехать ли нам с Анджеем на недельку, скажем, в Палангу? Нечто вроде репетиции медового месяца. Одобряешь? Герман, поехали с нами в Палангу?