Неамериканский миссионер
Шрифт:
– Кстати, а возможна ли интернет-служба?
– Я полагаю, что со временем компьютер покончит с одной из самых уважаемых православных профессий – это то, что называется «уставщик». Церковь живет по двум календарям. Есть календарь солнечный – это праздники Рождества, Благовещения, Преображения, которые всегда празднуются в один и тот же день. А есть календарь лунный – от него зависит начало Великого поста, масленица, Пасха, Троица. И всегда возникает проблема согласования этих двух календарей. Поэтому в нашем Уставе (Типиконе) специально расписывается, что делать, если такой-то день придется на воскресенье или на среду, плюс поправки для каждого храма в зависимости от того, кому он посвящен. Есть костяк службы – песнопения, которые повторяются каждый
– Алгоритм…
– …да, по которому это все надо размещать. Так вот, люди, которые это умеют – «уставщики»,- всегда пользовались большим уважением в приходах. Но в ближайшие годы, я думаю, появится компьютерная программа, которая великолепно будет с этим справляться.
Что касается интернет-службы… Я думаю, это будет. Ведь есть же телевизионные трансляции служб, и это нормально. Но надо помнить – это для тех, кто не может идти в церковь: из-за детей, собственной болезни, или ухода за больным, или же из-за удаленности храма. Для таких людей, безусловно, телетрансляция, радиотрансляция, интернетовские службы нужны. Но для человека все равно важно самому участвовать, а не просто со стороны смотреть. На литургии мы причащаемся Плоти и Крови Христа, и это не может быть сделано в виртуальной реальности.
Скажем так, через Интернет мы можем сделать все, что мы могли бы сделать для Бога: мы можем послать пожертвования в храм, послушать проповедь, можно передать записку о здравии. Но через сеть не передается то, что Бог дает человеку лично,- Его благодать, Причастие Его Плоти и Крови.
– Значит, можно сказать так: православный человек должен воспринимать компьютер очень спокойно, как некий прибор, вносящий в его жизнь дополнительное удобство, а неправославные должны спокойнее воспринимать выходки некоторых людей, которые, называя себя православными, считают возможным всех клеймить за несоответствие их представлениям?
– Я думаю, что все немножко сложнее. Да, компьютер вносит определенное удобство, но Интернет – это нечто большее, это не только некое удобство, но это еще и зона опасности, потому что там, где мы не будем зажигать свечи, там будет распространяться тьма. И потому Интернет – это пространство работы и ответственности для христианина. Как и любое иное место, в которое приходят люди.
Разговор в университете
Богословие в университете? – Как избегать конфликтов? – Грех слепой веры.- Христос, догматы и Лев Толстой
– Мы в университете. Какие у Православия отношения с наукой? На Западе сейчас имеет место быть воинствующий католицизм, который пытается опровергнуть каждое открытие…
– Нет-нет, это не в Европе и не у католиков. Это чисто сектантский феномен так называемых фундаменталистов-неопротестантов (баптисты, адвентисты, пятидесятники…). Это не католики и не православные, это узкая сектантская идеология, распространенная, прежде всего, в южных штатах США. Это отнюдь не весь Запад и отнюдь не весь христианский мир.
– Присутствие Церкви в университете Вы считаете нормальным?
– Есть в нашей жизни то, в чем Россия не по-хорошему уникальна: ни в досоветские годы, ни в послесоветские в наших университетах не создавали богословских факультетов.
Это плохо и для Церкви, и для науки. Студенты-богословы лишаются возможности повседневного общения со своими светскими сверстниками и тем самым не впитывают ту культуру, в которой им и предстоит работать в будущем. А светские студенты оказываются до позорного беззащитны перед лицом самых диких мифов, касающихся веры и истории Церкви. Они не обретают навыка мысли на религиозные темы, а значит, остаются заложниками безмыслия.
А уж как полезно для лектора-богослова выносить свои тезисы на суд университетской аудитории! Тут уж точно нельзя
В светском вузе к лектору-богослову относятся заведомо критически, в зале сидят студенты с разных факультетов, а значит, каждый на свой зубок будет пробовать каждое его слово. И это хорошая проверка. Кстати, курсы богословия, которые читались в дореволюционных университетах (я имею в виду прежде всего Б. Мелиоранского в Петербургском университете и П. Светлова в Киевском), поразительно интересны и сильно отличаются от аналогичных академических курсов.
Мне бы хотелось, чтобы в этом отношении наши университеты стали похожи на университеты Европы. Мне хотелось бы, чтобы исчез ненужный налет «сенсационности» с богословских лекций. В конце концов, лектор-богослов, показывая на христианскую почву, на которой выросла европейская культура, просто говорит: «Эта земля была нашей, пока мы не увязли в войне… Пора вернуть эту землю себе», пора перестать быть иностранцами в своей собственной стране.
Впрочем, это я сказал бы и в интервью десятилетней давности. А сегодня я замечаю, как новая тень легла на порог моей аудитории. Церковь начинают воспринимать как часть официоза и, соответственно, сторониться ее. Понимаете, обиднее всего расплачиваться за удовольствие, которого не получал. Церковь не обладает никакой властью в светском обществе, и прежде всего, не обладает властью цензурной (оно, может, и к лучшему, ибо христианину трудновато пришлось бы быть цензором в языческом обществе). И хотя госвласть (в том числе и минобраз) с нами совершенно не считается – о нас все равно сплетничают как о государственной Церкви. И это сказывается и на отношении части академических кругов к преподаванию богословия в университете. Нам бросают упрек, что мы навязываем теологию светской системе образования.
Странное дело: если философскому факультету предложат спецкурс по философии Платона – его с радостью примут. Если историкам предложат курс по истории доколумбовых цивилизаций Америки – и его примут без звука. А вот о христианской мысли и истории рассказывать носители этой мысли права не имеют!
Но здесь, правда, уже многое зависит от нас: сможем ли мы сами провести грань между изложением и анализом и зазыванием и пропагандой.
Что касается меня, то я не ставлю перед собой задачу привести моих МГУшных студентов в Церковь (хотя несколько моих бывших слушателей уже несут священническое служение). Я понимаю, что к вере придут единицы. Но я надеюсь, что у большинства из тех, которые прослушали курс, будет воспитан вкус к богословской мысли, по крайней мере в такой степени, что сектантские изделия им покажутся просто безвкусными. Сохранить человека для науки, спасти его от бегства в секту – разве это мало с точки зрения университетского образования?
– Отец Андрей, были времена, когда наука воинственно доказывала, что «никаких следов» Бога ни на облаках, ни в космосе, ни под землей нет. Теперь, наоборот, появляются серьезные научные публикации со «спектральным анализом» в доказательство историчности существования Христа…
– Вечный коммунальный вопрос – вопрос соседства науки и религии… Принцип мира между нами ясен: чем выше забор, тем крепче дружба. Истинный профессионал – физик ли, богослов ли – точно знает границы своей компетенции, своих возможностей. И свой инструментарий. И не путает сферы, описуемые разными языками и средствами. Наука уже давно (со времен Канта или уж по меньшей мере с теоремы Гёделя или «принципа неопределенности» Гейзенберга) умеет собственными методами определять свои принципиальные границы, доказывать свою неполноту. Наука не может найти Бога. Она может найти лишь повод к своему собственному смирению: в мире и в нас есть нечто, что нельзя описать на языке математики… А от смирения до понимания Евангелия уже один шаг. Шаг воли, желающей обрести новый опыт.