Неаполитанская мафия. Рассказ щенка
Шрифт:
— Не беспокойся, родной мой, я всем довольна.
При этом она опускала голову, чтобы спрятать блестевшие от слез глаза. Мой супруг был неглупым человеком, иначе он бы не смог стать главным каморристом квартала, в общем, он повсюду разослал своих шпионов и узнал от близкой подруги Маруцеллы всю правду:
— Этот хмырь сказал вашей сестре, что он женится на ней, так как у вас много деньжат, а ему они страшно нравятся, а что до любви, то он к ней ничего не испытывает.
Таковы были слова ее подружки. Мой муж выслушал все, не проронив ни единого слова. Настал день свадьбы, Маруцелла сияла своей печальной красотой. Она прибыла к церкви в карете, запряженной восьмеркой белых лошадей, но один из гостей подошел к карете и сказал:
— Сделайте еще один кружок, жених пока не приехал.
Экипаж
— Да вы что, ничего не знаете? Этот женишок вчера вечером сбежал с гладильщицей из Мираколи и сегодня утром их обоих нашли мертвыми по дороге к Сан Джованни, точнее на пересечении сточных канав.
Ему вторил другой голос:
— Вот так история, бедняжка Маруцелла, она совсем такого не заслуживает.
Карета удалилась в полной тишине в сторону Кастель делль Ово. [16] Прекрасная «Сарачена» медленно спустилась и пошла к террасе, туда, где блестели дула пушек, и бросилась вниз. Какая ужасная смерть. Ее привезли домой и положили на кровать в кружевном одеянии. Не прошло и месяца после похорон, как мой муж, раздираемый гневом и скорбью, последовал за сестрой. Но Маруцелла по прозвищу «Сарачена» никогда меня не оставляла, она все время здесь, и только я могу ее видеть, потому что она знает, что я ее люблю. Эй! Это так, Маруце? — и порыв ледяного ветра пробежал по моей спине, увешанной бантиками.
16
Средневековая крепость на острове в Тирренском море, соединенном узкой насыпью с Неаполем.
Я хочу быть поэтом,
и я пытаюсь превратиться в ясновидца.
Поэт становится ясновидцем через долгое,
грандиозное и достигнутое рассудком
расстройство всех чувств.
В страхе я убежала в комнату к синьоре Марителле и увидела ее невероятно красивую в черном платье, облегающем идеальную фигуру. Синьора взяла меня на руки, осмотрела со всех сторон, чтобы удостовериться, что я в порядке, и сказала:
17
Из письма Полю Демени от 15 мая 1871 г.
— Пойдем, Паккьяна, сегодня я должна смеяться через «не могу»… ведь это праздник, день рождения моей девочки.
Мы спустились в сияющую гостиную, полную гостей, которые уже давно собрались и разговаривали между собой. Вид хозяйки, спускающейся по лестнице с грацией дивы немого кино, привлек внимание всех присутствующих.
Все были потрясены невероятной красотой синьоры, даже собственный муж смотрел на нее с восхищением; синьора Марителла на самом деле была ослепительна. Катена также принарядилась по случаю праздника (она, как и хозяйка, скрывалась за вуалью печали, свойственной исключительно несчастной любви). Она подошла к синьоре, взяла меня из ее рук и опустила на пол, в то время как Марителла приветствовала собравшихся. Движимая любопытством, я пыталась избежать столкновения с гостями, которые могли не заметить меня и причинить вред моему бедному тельцу. Снизу я могла разглядеть только ботинки, высокие каблуки, подол рясы священника. Пробираясь сквозь лес ног, я слышала разные комментарии, обрывки фраз. «Какое расточительство! Это уж слишком! Что это? День рождения королевы Лондона?», «Но ведь вы знаете, они могут себе это позволить, в любом случае они это заработали не своим потом и кровью», «И все ради этого невоспитанного маленького монстра», «Вы правы. Наташа на самом деле ужасна, похожа на жалкую вошь».
Те же люди с фальшивыми улыбками, застывшими на их чрезмерно и безвкусно размалеванных лицах, поздравляли хозяев дома и виновницу торжества: «Пусть
— Хозяйка! Я могу уйти?
— Кате, ты с ума сошла? — ответила синьора. — Сейчас приедут музыканты, а потом мне всегда нужен кто-нибудь на подхвате.
Катена ее не слушала и, настаивая, с глазами, блестящими от слез, добавила:
— Синьора, Микеле «Тролло» вышел из тюрьмы, и я хочу поехать к нему домой, потому что очень хочу его увидеть, вы же понимаете меня, только вы можете понять меня.
Марителла посмотрела на нее:
— Иди, в любви и на войне позволено все, иди… возьми с собой собаку, а то какой-нибудь завистник раздавит тут ее. И не показывайся в доме «Тролло» с таким лицом. Улыбайся! Мужчины хотят радости, а не кислых лиц. Смейся, Кате! Настал твой час… смейся и ради меня тоже.
Катена взяла меня на руки и практически бегом мы добрались до двери. Мы уже почти вышли, но вдруг Катена остановилась и посмотрела по сторонам. Внезапно она направилась на кухню, достала огромный нож из ящика — тесак, как у мясника, — положила его в сумочку, и на ее машине мы направились в бассо, [18] где жила мать Микеле «Тролло». Катена буквально поглотила те километры дороги, что отделяли ее от возлюбленного. Она проезжала на красный свет, чуть было не задавила нескольких бедолаг и на протяжении всего пути беспрестанно сигналила. Наконец мы добрались до одного из темных переулков Неаполя. Катена припарковалась, мы вышли из машины и направились к пункту назначения. Лицо ее было словно из воска, настолько напряженным, будто предстоящая встреча не должна была стать осуществлением ее самой большой мечты. Мы остановились рядом с освещенным бассо, изнутри доносилось радостное воркование… иногда прерываемое злобными, колючими фразами. Звонкий голос Марии «Маленькая грудь» ранил сердце Катены:
18
Basso — бассо, в Неаполе жилое помещение с дверью на уровне тротуара и без окон (итал.).
— Ну вот еще! Да на что рассчитывала этот гомик, Катена? Микеле — мой!
— Но мне пришлось внушить ей, будто я люблю ее, иначе что бы мы делали? — ответил ее Микеле «Тролло». — Кто бы платил за все? А потом, Мари, ты же знаешь! Ты — вся моя жизнь!
Слова Марии «Маленькая грудь» и Микеле «Тролло» ядовитыми стрелами впивались в самое сердце Катены. Вдруг ее лицо окаменело и без всякого замешательства, скрывшись в нише бассо, постукивая ухоженными пальчиками с идеальными алыми ногтями по двери, будто в бубен, она завела старинную песенку, в которой говорилось о гордой женщине, храброй и мстительной, женщине, ставшей убийцей любовницы своего возлюбленного, убийцей, покончившей со своей соперницей во дворе церкви Мадонны дела Катена, где ее любимый поклялся ей в вечной любви.
Обитатели квартирки, охваченные одновременно страхом и любопытством, слушали песенку в тишине. Потом они принялись смеяться Катене прямо в лицо, показывая на нее пальцами с издевкой и злобой. Катена, абсолютно равнодушная к этим насмешкам и саркастичным замечаниям, направилась к Микеле и, глядя ему прямо в глаза с невероятным презрением и ненавистью, одолевшими ее в тот момент, достала из сумочки кухонный нож и вонзила в него. Теперь никто уже больше не подтрунивал над «гомиком», а Мария с ужасом наблюдала за ней. После минутного ступора Мария принялась кричать, плакать, склонившись над бездыханным телом Микеле, в то время как Катена все с тем же каменным лицом, без единой слезинки в глазах, взяв меня на руки и сжав со всей силой, в которой выразилась ее боль, направилась к выходу. Мы сели в машину и поехали обратно на виллу, в этот раз без всякой спешки. Как только мы приехали, Катена оставила меня перед дверью и, нежно приласкав, удалилась.