Небеса рассудили иначе
Шрифт:
– Дай я тебя поцелую, – сказал он.
– Сначала выберись отсюда, – усмехнулась я. – Тебе болеть положено, а не приставать к женщинам с глупостями.
Он разжал руку, а я порадовалась: сил в нем немерено, значит, быстро пойдет на поправку.
– Как себя чувствуешь? – спросила, садясь рядом на единственный стул.
– Нормально. Заштопали.
– Напугал до смерти. Сестрица в коридоре металась, точно фурия, пока тебе операцию делали. Берсеньев вообще до утра здесь дежурил.
– Он сегодня
– Придурки, – фыркнула я.
– И про твою сестрицу Серега рассказал. Я вот думаю, может, она того… в меня влюбилась?
– Кто знает? – с серьезной миной пожала я плечами. – Предки наседают. При таком раскладе и ты сгодишься…
Мы продолжали болтать всякую чушь, и оба знали, что боимся заговорить о главном. Я не выдержала первой.
– Ты его видел? – спросила, отводя взгляд.
– Того, кто в меня стрелял? Лица не разглядел. Уже темно было. Высокий. Черное полупальто… шмальнул и припустился во двор… Если честно, я его видел всего ничего. Он в спину стрелял, я обернулся, толком даже не понял…
– Думаешь, это Стас? – спросила я, на этот раз взгляд не отводя.
Димка чуть усмехнулся.
– Нет. Не думаю, – а я слегка растерялась, потому что не такого ответа ждала. – Не похоже это на нашего дорогого друга. Он бы непременно пожелал убедиться, что я отдал богу душу… Да? – Вот на этот вопрос мне отвечать совсем не хотелось. – Выйду отсюда, найду урода, что в меня стрелял, и за яйца подвешу.
– Считай, я в деле…
Мы засмеялись и некоторое время сидели молча.
– Пойду, – сказала я, поднимаясь. – А то сестрица прогул поставит.
– Ей привет. Передай, я совсем не против внедриться в вашу семейку, хоть и с черного хода.
– Лучше не рисковать. Если честно, самая большая зануда в семье как раз старшенькая.
– Знаешь, что я думаю? Когда ты хочешь, чтобы человек был счастлив с тобой, – это одно. А если хочешь, чтоб был просто счастлив… даже без тебя, – совсем другое. Это значит – любишь по-настоящему. Так?
– Наверное, – пожала я плечами.
– Я раньше понять не мог, почему ты… а вот сейчас понимаю.
– Философ. – Я поцеловала его, шепнув: – Выздоравливай, – и поспешно покинула палату.
С сестрицей мы столкнулись в коридоре, она неслась в накинутом на плечи белом халате, в руках пакет. Подозреваю, в пакете были апельсины.
– Как он там?
– Сложно ответить. Не прочь на тебе жениться.
– Значит, бредит. Смотри, что делается, попали в плечо, а тыркнуло в голову.
– Ты сразу-то не отказывай.
– Твоя сестра не дура. Вдруг на ближайшие сто лет он единственный кандидат.
– Не прибедняйся.
– Слушай, я его усыновлю.
– Вопрос не достиг моего сознания.
– Наличие у тебя сознания наукой не доказано… Подождешь меня?
– Ты на машине?
– Само собой…
– Я тоже на машине, а значит, ждать тебя смысла никакого.
– Не нравится мне твоя физиономия, – покачала головой сестрица. – Димка что-нибудь рассказал?
– Я не спрашивала, ему волноваться вредно, – и я отправилась дальше по коридору, зная, что сестра смотрит мне вслед.
Берсеньев позвонил где-то около двух.
– Как ты относишься к утке по-пекински?
– Ну, съем, если надо.
– Валяй ко мне. Накормлю и расскажу, кто у нас убийца.
– Он что, пришел каяться? – насторожилась я.
– Ни о чем подобном не слышал. Ты идешь или нет?
– Бегу! – заорала я, изрядно напугав девчонок.
– Ты хоть предупреждай… – попеняла Ирка.
Сестрица отсутствовала, так что отпрашиваться не пришлось.
Очень скоро я тормозила возле дома, где жил Берсеньев. И сам дом, и уж тем более его квартира заслуживали отдельного описания, желательно в стихах, но в тот момент восторг и легкая зависть во мне молчали, уступив место любопытству: Берсеньев дурака валяет или в самом деле что-то раскопал?
Дверь на лестничной клетке была приоткрыта, я вошла, сообщив громко:
– Это я…
Разулась, убрала пальто в шкаф и прошла в кухню-столовую. Берсеньев стоял возле плиты и что-то помешивал в кастрюльке. Подобная картина неизменно вызывала умиление.
– Пахнет волшебно, – заметила я, подходя ближе.
– Еще бы… Что ты без меня делать будешь? Никто не вразумит и даже не накормит… Мой руки и накрывай на стол.
Я вошла в гостевой туалет, вымыла руки, таращась на люстру из муранского стекла. У людей такие висят в гостиных, у Берсеньева – в сортире.
– Сколько стоит эта хрень на потолке в туалете? – вернувшись в столовую, спросила я.
– Не завидуй.
– Нет, серьезно.
– Если серьезно, понятия не имею. Всем заправлял дизайнер. Я оплачивал счета, и было их так много, что все не упомнишь.
– Дизайнер была молода и прекрасна? И лелеяла надежду здесь поселиться?
– Не то чтобы прекрасна и не так уж молода… Надежды были, но суровая реальность их развеяла. Ничего не забыла? – вопрос относился к сервировке стола, я окинула стол взглядом и кивнула:
– Ничего.
Пока Берсеньев раскладывал утку на тарелки, я без всякой пользы вертелась рядом. Он открыл бутылку вина, разлил его по бокалам, и мы устроились друг напротив друга.
– Ешь молча и восхищайся, – предупредил он.