Мы начинали жить. Деревня уже умирала.В маленькой школе, где крышки изрезанных парт,Мы доставали ручки из деревянных пеналов.Шестидесятые годы, и на дворе – март.Старые велосипеды. Пруд, где мы все купались.Киноплощадка летняя, где бушевал Геракл.Шаткий Дом пионеров. Первый народный танец.И бесконечность споров, и неизбежность драк.Поле аэродрома с нашим футбольным полем.Ночью над ним открывалось небо, полное звезд.Яблоки и арбузы мы воровали вволю,И не скрывали смеха, и не скрывали слез.Время сплошных затмений, мы все не понималиТо, что приходит время взрослых глупых забот.Мы обещали многое, только тогда
не знали —Лету не переходят, даже узнавши брод.Темному отраженью зеркало знает цену.Радостная охота – чтобы на взлете, влет!Поздно играть в героев и выходить на сцену —Слышишь? Играют Шопена, даже не зная нот.Маленькие наполеоны лягут, скрестивши руки.В желтых спокойных пальцах тающая свеча.Кончилось все на свете. Кончились все науки.Черный пиджак помятый, словно с чужого плеча.Кто-то, кто все придумал, кто-то, кто все запомнил,Тряпкой махнул небрежно, взял и картину стер:Поле, а в поле – кони.Ночь, а в ночи – костер.
14 января 2004 г.
«Ты не грусти, что мир уже не тот…»
Наталье Беляновой
Ты не грусти, что мир уже не тот.Тот мир ушел, а мы с тобой остались.Ты помнишь, в детстве мы с тобой ругались.Обнимемся тесней, растопим лед.На смену прежнему пришел зубастый век.Бедней друзьями и богаче верой.Не оценить его вчерашней мерой,Нельзя ведь взвесить прошлогодний снег!Все позади, ну, как там ни крути.А все-таки как весело нам было.Любили мы, а сколько нас любилоНа суматошном жизненном пути!Страстями жили мы. Какой в том грех?Страшнее жить рассудком в полной мере.Ведь жизнь – всегда утраты и потери.Надежней нет в столетье нашем вех.Век двадцать первый, плотоядно скалясь,Доел страну и доедает жизнь.Сестренка! Не грусти, а улыбнись —Наш мир ушел, но мы пока остались.
10 декабря 2013 г.
«И вишни в цвету, и город в дыму…»
И вишни в цвету, и город в дыму,И наших фантазий печальный пепел,Наверное, облик грядущего светел,Но только не тянет меня к нему.А мне бы пожить на земле сейчас,А мне бы смотреть на людей и кошек,Кормить воробьев обедом из крошекИ видеть бусины жадных глаз.А мне бы с друзьями пить вино,А мне бы бродить по лугам зеленым,Прибить скворечник над веткой клена,Кому там жить – не все ль равно?
Февраль 2010 г.
«Тихий дворик, где играют в домино…»
Тихий дворик, где играют в домино,Пьют в кустах дешевое вино,Где в песочнице играет детвора,И ограда потемневшая стара.Где влюбляются уже в двенадцать лет,Где встречают полупьяными рассвет.Там беседка сохранила звук гитар,Тихий шепот обнимающихся пар.Я спросил себя: «Послушай ты, старик!Для чего ты в этом дворике возник?Время речка, куда дважды не войти,Зря старался – твое детство не найти».
Август 2010 г.
Осень
Лесная речка похожа на вену земли.Далекий бор ощетинился, словно еж.Ты небеса своим недоверьем не зли,Возьмут и обрушат они ледяной дождь.На берегу теряет листву ветла.У мастерской ржавеет забытый плуг.Все-таки осень, время не для тепла.Грачи, как грузины, собрались лететь на юг.Туман по утру умело бинтует степь.А дятел из леса упрямо морзянку шлет.Корова не хочет покинуть свою клеть.Синицы у лужи не могут пробить лед.И журавли печально кричат с небес.Увидят ли завтра они свой дом?А на холме стоит одинокий крест,И месяц его бодает крутым лбом.На теплую печь спешит
одинокий кот.Вздыхает во сне уставший от лая пёс.Лишь старый Стрелец пытается сбить влетЛенивую стайку поднявшихся в небо звёзд.
2004 г.
«Застыли в небе облака…»
Застыли в небе облака,В снегах деревня и река,И видно сквозь прозрачный ледтеченья вязкий черный мед.Морозный хруст. И санный след.И дым из труб. И бересклет.И дробный дятел за рекой…Печально светел мой покой.
1998 г.
«Как трепетно горит в ночи…»
Как трепетно горит в ночиогарок тающей свечи,снежинки бьются о стекло,как будто просятся в тепло,и ты – один.Что говорить? Все так… Все так.Один умен, другой – дурак,но есть единство тьмы и света,как жаль, что понимаешь это,лишь став седым.Дурак без умного устанет,без дураков тоскливей станет,и день когда-нибудь настанетуже без нас.А мы уляжемся, как строчки,разделят нас надгробий точки,и станут жить в альбомах дочекпортретыв профильи анфас.
1995 г.
«Стоял горшок с водой. Черствела корка хлеба…»
Стоял горшок с водой. Черствела корка хлеба.Боль в распятых крылах мешала взвиться в небо.А стражник на часах вздыхал, звенел мечом,И делал вид, что стража ни при чем.Вот так всегда. Вокруг виновных нет.Небес земных из клетки виден свет.Опять вздыхает стражник на часах.Опять огонь в светильнике зачах.Стоит горшок с водой. Черствеет корка хлеба.И за решеткой голубеет небо.Но боль живет в изломанных плечахКак память о беззлобных палачах.У них работа – рвать с людей крыла,Чтобы земля им мачехой была.Чтоб не манило их в шальной полет.А дальше — как уж Бог иль черт пошлет…
2014 г.
«Весна на реке ломает вчерашний лед…»
Весна на реке ломает вчерашний лед,Луч солнца немного теплее блеснул.А Иван Петрович вторую неделю пьет,И ему плевать на весну.Ему сказали: рак, мол, уже не помочь.Пора собираться увидеть загробный свет.Был мрачен сын. Рыдала в приемной дочь.А жены у Ивана Петровича просто нет.Блестят у стены бутылок пустых бока,Собутыльник улегся, обнявши сломанный стул.И Иван Петрович, он тоже не умер пока,Пока он всего лишь уснул.Он просто спит, в подушку пьяно дыша,И видит во сне отца и счастливую мать,И жеребенком сонным вздрагивает душа,Которой тоже не хочется умирать.И снится Ивану Петровичу – маленький он,И он здоров, и рядом отец и мать,И что не высох кудрявый зеленый клен,В тени которого он любил играть.Иван Петрович хрипит беспокойно во сне,Иван Петрович плачет от этого сна.А за окном зима уступает грядущей весне.И лезет в окно распустившейся веткой весна.Апрель 2004 г.
«Вот и придёт тот час…»
Вот и придёт тот час.Сердце биться устанет,Вздрогнет и тихо станет.Завтра – уже без нас.Выстрел – как птице влет.Тронешь – как сладко липко.Будут играть на скрипкеЗавтра уже без нотСтрелка – слепой палач —жизни бегущей эхо.Плач, повторенный смехом.Смех, превращенный в плач.