Небесная птаха

Рейдо Диана

— Какое?

— Пожалуйста, приготовь завтрак. Я уже не успеваю. А лететь голодным не хотелось бы.

— Разве тебе не надо заправиться? — машинально уточнила Мирабель.

— Я уже заправился. Пока ты спала, я взял машину и прокатился до бензоколонки и до биплана. Кстати, машину я тоже заправил.

— Спасибо.

— На здоровье.

Мирабель натянула полотняное летнее платье и отправилась на кухню. В голове надоедливой мухой жужжала липкая мысль: он улетает, он улетает, он тоже бросает ее, ее все бросают…

В расстроенных чувствах она принялась тереть морковку

и сыр для салата, резать огурцы с помидорами, и едва не порезала палец. В холодильнике со вчерашнего вечера оставались кусочки жареной курицы, их требовалось лишь слегка разогреть.

На кухню вошел Дик, поймал ее сумрачный взгляд и подмигнул, пытаясь приободрить.

— Какая ты молодец, стол уже накрыт, — заметил он.

Мирабель только кивнула в ответ.

Позавтракав (завтрак проходил в молчании, которое Дик тщетно пытался развеять, время от времени бросая в пространство добродушные шуточки), они поднялись из-за стола. Мирабель подошла к раковине и принялась сосредоточенно мыть посуду.

— А ты не хочешь со мной попрощаться? — поинтересовался Дик.

— Пока.

— Мирабель, посуда может и подождать, — заметил он.

— У меня правило: всегда сразу после еды мой посуду.

Дик подошел к ней, решительно закрутил кран с водой, взял из ее рук губку, отложил в сторону и, подняв Мирабель на руки, посадил на подоконник.

— Посмотри на меня, пожалуйста. Не нужно обижаться. Зачем ты на меня обижаешься?

— Я не обижаюсь, — пробормотала Мирабель.

Дик засмеялся:

— Да, ты не обижаешься. Ты дуешься. Наверняка ты решила, что тебя все бросают, что ты мне до смерти надоела и я жду не дождусь, когда смогу удрать от тебя на другой конец страны на своем быстром самолетике. Угадал?

— Нет.

— Да. Я уже успел немного изучить тебя, Мирабель. Ты ведешь себя, как капризный маленький ребенок. Тебя никто не оставляет. Просто есть дела, которые необходимо сделать для общего же блага.

— Понимаю, — тихо пробормотала Мирабель. — Прости меня. Просто…

— Не нужно ничего говорить. Ты просто привыкла к тому, что тебя все бросают.

— Кто меня бросал?

— Все, Мирабель… Тебя всю твою жизнь оставляли и покидали.

— Только не нужно проводить здесь сеанс доморощенного психоанализа.

— Ты права, здесь действительно не стоит. Лучше наверху: там есть кушетка, точь-в-точь как в кабинетах у специалистов.

— Прекрати надо мной издеваться.

— Ты сама над собой издеваешься, Мирабель. Ты думаешь, что недостойна хорошего отношения сама по себе? Да, в детстве вы с сестрой оказались в приюте. Потом жизнь развела вас, ты осталась практически одна — без поддержки, без жилетки, без по-настоящему близкого человека.

— Я…

— Дальше ты принялась искать друзей и партнеров совсем не там, где следовало бы. Мир богемы и псевдотворческих людей оказался для тебя фальшивым. О тебе очень быстро забыли, стоило тебе попасть в больницу. Ну а сестра сделала попытку поживиться за твой счет, надеясь, что ты не выкарабкаешься.

На глазах у Мирабель заблестели непрошеные слезы, но Дик говорил и говорил, словно не замечал этого, словно уже не мог остановиться:

— Наконец

появился человек, который помог тебе поверить в то, что ты можешь быть нужной и важной для кого-то сама по себе, без приложений, без связей и без антуража. Такой заботой тебя еще никогда не окружали, таких поступков для тебя еще не совершал никто. Но и этот человек предал тебя… сам того не желая. Он попросту ушел, умер, оставив тебя одну в отнюдь не дружественной атмосфере. И ты не знала, куда идти, что делать. Ведь все, что ты делала до этого, приводило тебя только к разочарованиям. К одиночеству…

— Прекрати, прекрати! — Мирабель, соскочив с подоконника, замолотила кулаками по крепкой груди Дика, из ее глаз теперь уже настоящим дождем полились слезы.

Он поймал ее, сильно прижал к себе, не давая двигаться; начал нашептывать на ухо слова утешения. Постепенно Мирабель затихла, убаюканная его ласковым тоном и согретая надежными объятиями. Слезы еще бежали тонким ручейком по ее щекам, но это были скорее уже слезы облегчения, очищения.

— Малыш, просто нужно было, чтобы тебе кто-нибудь об этом сказал.

— Я понимаю.

— Ты не сказала бы сама себе ничего подобного. А все остальные сделали бы это либо с неприязнью, либо из жажды разоблачения, либо просто из желания самоутвердиться. Но я же тебе не враг. Я твой друг.

— Да, я знаю.

— Но, несмотря на то что твоя личная история не слишком-то складывалась в прошлом, ты должна понимать — это не отменяет твоего права на счастье. Ты хороша вне зависимости от того, что с тобой произошло. Не вини себя ни в чем. Ты ведь очень старалась.

Дик взял Мирабель за подбородок и слегка приподнял ее голову, чтобы посмотреть девушке в глаза:

— Ты понимаешь?

— Да. Я понимаю. Спасибо тебе. Наверняка когда-нибудь все будет хорошо.

— Думаю, раньше, чем тебе кажется.

— Ты ведь вернешься?

— Разве я смогу бросить девушку, которая стала так дорога мне?

— А она действительно стала?

— Разве я лгал тебе когда-нибудь, Мирабель?

— Пожалуй, нет, — удовлетворенно признала она.

— То-то и оно. А сейчас, пожалуйста, отпусти меня. А то с каждой минутой мне становится все труднее уехать отсюда.

— Ничего, я помогу тебе.

— Каким образом?

— Давай подброшу до самолета. Еще несколько минут пробудем вместе.

На это у Дика не нашлось возражений.

15

Сначала Мирабель не знала, как с толком использовать вновь свалившееся на нее одиночество.

Она съездила в банк, сняла накопившиеся за месяц проценты. Потом завернула в супермаркет и так набила тележку разными вкусностями, что еле докатила ее до автомобиля. Она хотела порадовать Дика новыми блюдами в своем исполнении. Но поскольку в изысканной кулинарии Мирабель была не слишком сильна, она заехала еще и в книжный магазинчик. Там она приобрела книжку, посвященную итальянской кухне, и книжку, где рассказывалось о приготовлении национальной японской еды — суши и роллов.