Небесная птаха

Рейдо Диана

Ей повезло — парикмахерская еще работала, а клиентов почти не было.

— Как вас подстричь? — Мастер с собранными в аккуратный пучок льняными волосами, облаченная в фирменный передник, взяла в руки расческу и тяжелые ножницы. Она выжидательно посмотрела на Мирабель. — Хотите что-нибудь конкретное?

Та отрицательно помотала головой:

— Я просто очень давно не была в парикмахерской. Слишком давно. Пожалуй, нужно просто подстричь кончики, освежить прическу.

— Укладку делать будем? — уточнила мастер.

— Да, обязательно.

— Может быть, хотите

отрезать челку?

— Ой нет, ни в коем случае. Иначе я стану похожа на готического подростка. Придется идти в скобяную лавку и продевать себе в нос гвоздь или кольцо.

Мастер слегка улыбнулась и принялась за работу. А Мирабель запоздало удивилась себе: раньше за ней не замечалось подобных вспышек остроумия.

Выйдя из парикмахерской, Мирабель почувствовала в себе совершенно логичное для всякой женщины желание соответствующим образом завершить процесс обновления.

А именно: требовалось пойти и купить красивое платье.

Мирабель не стала сокрушаться о том, что все самые знаменитые бутики находятся далеко отсюда, в Нью-Йорке. Она просто вспомнила о том, что дома у нее в гардеробе преобладают клетчатые ковбойки, мешковатые джинсы и растянутые свитера. «Но ведь так больше продолжаться не может», — подумала она и отправилась в магазин.

Магазин женской одежды смог предложить четыре варианта нарядов, по размеру подходящих Мирабель. Это было лимонное платье-футляр, свободное платье цвета лаванды, талия у которого начиналась под грудью, нечто алое, блестящее, как латекс, и столь же вызывающее («Не иначе в наш городок попало по ошибке или в качестве шутки», — подумала Мирабель), и зеленое платье ниже колена. Примерив по очереди все четыре платья, Мирабель поняла, что двух мнений тут быть не может: платье цвета лаванды делало ее глаза загадочными, кожу — изысканно бледной, а фигуру — на редкость женственной; заканчивалось же оно на несколько пальцев выше колен, что отвечало интересам Мирабель.

— Я беру его, — решительно сказала она.

Продавец назвал ей смешную цену.

— Вам повезло, — сказал он, — у нас как раз распродажа. Носите, пусть оно принесет вам счастье.

— Спасибо.

— А может, хотите примерить подвенечное платье? У нас и такие есть.

— Почему вы предлагаете мне свадебное платье? — засмеялась Мирабель.

Продавец почесал в затылке.

— Да бог его знает, мисс, — сказал он, — может, потому, что вид у вас такой — светитесь от счастья и вот-вот взлетите. Повезло же вашему суженому.

Испытав необыкновенный прилив радости и нежности, Мирабель, складывая покупки в багажник «субару», похлопала машину по глянцевому боку, словно была наездником и одобрительно хлопала по шее своего коня.

— Ну что, старина, — сказала она, — двинули домой? Или вначале нужно задать тебе корма?

Вместо того чтобы отправиться домой, Мирабель вначале поехала к заброшенному полю, тому самому, которое так долго служило импровизированным аэродромом для маленького биплана Дика.

Она остановила «субару», не доезжая до своего излюбленного пригорка, где было так сладко греться

под летним солнцем, обняв руками колени и уткнувшись в них носом.

Мирабель сидела в машине и смотрела, как солнце медленно, неотвратимо опускается за горизонт.

У нее было такое ощущение, что сегодняшний день провел черту между ее прошлым и настоящим. Груз, словно сброшенный с плеч, остался далеко позади, этот ненужный рюкзак, набитый тяжелыми булыжниками, это никчемное чувство вины и осознания собственной ничтожности.

Не модная, стильная нью-йоркская штучка, не обремененная серьезными отношениями, но и не домашняя клуша, застрявшая в этом Богом забытом городке без сил, желаний и целей.

Просто юная влюбленная женщина, просто свободный человек, которому отныне никто не сможет диктовать, как лучше действовать и как поступать, какие платья носить, с кем разговаривать, а от кого держаться подальше.

Солнце садилось, окрашивая верхушки деревьев на кромке леса в медный цвет с багряными отблесками; стволы деревьев, казалось, превратились в струи жидкого золота, уходящие в землю. Мирабель смотрела и смотрела, и чем ближе оказывалось солнце к линии горизонта, тем глубже в ней опускался осадок обиды, досады и прочих горьких чувств, пока окончательно не растворился в темной бездне.

Тогда Мирабель завела мотор и покатила домой. Она собиралась испечь на ужин песочный пирог с вешенками, послушать новый альбом любимой с детства группы, играющей в стиле кантри, и лечь спать тогда, когда вздумается, предварительно нарисовав еще один-два портрета Дика.

16

Утро выдалось не из спокойных.

Мирабель разбудил настойчивый стук в дверь.

Очевидно, неуемный посетитель сначала звонил в дверной звонок, но так и не смог воззвать к совести хозяйки и, отчаявшись, перешел на стирание кулаков о дверную панель.

— Иду-иду, ну кто еще там? — с досадой проворчала Мирабель. — Еще ведь и часа дня нет!

Однако она сообразила, что в дверь может ломиться и Дик, который потерял ключи, и заспешила вниз, накинув свой привычный халатик и завязывая его уже по дороге.

Она распахнула дверь и выдохнула в изумлении:

— Ты? Опять? Но какого черта тебе тут надо, ведь ты…

— Спокойно, сестренка, спокойно, — устало проговорила Мардж и, отстранив Мирабель рукой, перешагнула порог. — Я на этот раз не буду долго тебя задерживать. Не волнуйся и не пугайся: я прибыла в качестве смиренной просительницы.

— Что ж… — Мирабель помялась. — Проходи. Я надеюсь, что ты прилетела одна?

— Да, я одна, — кивнула Мардж, — знаешь, довольно накладно оказалось таскать этого оболтуса за собой по стране. Толку от него ноль, гонору много, и при этом ничего собой не представляет.

Мирабель промолчала. Ей действительно было все равно. Ей не хотелось пользоваться удобнейшим случаем, лить яд сарказма и поражать цель меткой иронией замечаний.

— Чаем напоишь? Я опять прямо с самолета. Взяла такси…