Небесные тихоходы
Шрифт:
Кажется, теперь ни для кого не секрет, что возвращение души на Землю называется реинкарнация.
Однажды, читая лекцию в Институте современных искусств, я сказала:
— И вот, когда мы в следующий раз окажемся в этом лучшем из миров…
— Вы что, действительно так думаете? — спросила у меня студентка. — Откуда такая уверенность?
А я вообще об этом не думаю. Просто знаю, что я всегда буду и была. А рождение и смерть тела — это такие события в нашей вечной жизни, как встреча или разлука с любимым. («Тело мое обратится в пепел, дыхание мое смешается с воздухом, но не я и не мои дела. О разум, помни всегда
Вот и Лёня однажды написал в своем стихотворении:
Каменщик знает закон кирпича, Булочник знает закон калача. Ты же не знаешь закона простого: Если умрешь, то родишься снова.И тут же мы с ним в Москве идем мимо зоопарка на Красной Пресне, а там, у ворот, стоит мужик и предлагает сфотографироваться с живым питоном. Я говорю:
— Лёнь! Давай сфотографируемся с питоном? А он отвечает.
— Какая глупость — в своей единственной жизни — быть удавленным питоном во время фотосъемки!
У меня вообще Леня не имеет определенного мнения по поводу устройства Бытия.
«Чье это сердце светится Надо мной, — спрашивает он, — когда моешь посуду, помойку выносишь, спишь, утомленный сверхурочным трудом, на замочек закрывший дом?»Для Махараджи не было ничего неясного в этом вопросе. Он любил повторять: «Куда бы я ни взглянул, я везде вижу только Раму, поэтому я всегда ко всему отношусь с почтением».
Во время Рама Лилы Махараджи посетил одну из тюрем. Заключенные в театральных костюмах разыгрывали историю «Рамаяны». Рядом с Махараджи уселся надзиратель и на протяжении всего представления высокомерным тоном рассказывал, кто за что и на какой срок попал в тюрьму. Неожиданно в зал вошел старик — отец надзирателя. Махараджи подозвал его и попросил выполнить аарти [6] в честь актера, сыгравшего Раму, коснуться его стоп…Тут уж и сам надзиратель исполнился смирения.
6
Молитвенное песнопение.
«Истории о Раме, — говорил Махараджи, — так прекрасны, что птицы сомнений в испуге разлетаются».
Индусы плакали, да я сама сижу зареванная, с красным носом, когда Сита решила на долгие годы последовать за своим мужем Рамой в изгнание по злому навету — в леса, где бродят жуткие демоны-ракшасы и дикие звери!
Десятиглавый король демонов Равана похитил Ситу и унес ее к себе на остров Ланку. Но безутешный Рама с помощью Ханумана узнал, где томится Сита. («О Хануман, — растроганно обратился к мурти Ханумана Махараджи, — ты принял крошечную форму, чтобы предстать
С армией обезьян и медведей Рама двинулся освобождать возлюбленную. Войско обезьян возглавил Хануман, благодаря своей глубочайшей преданности Раме обратившись настоящим божеством!.. («Я низко кланяюсь Хануману, единственным желанием которого было оставаться преданным Рамы, — читал наизусть Махараджи поэму Тулси Даса. — Снова и снова Господь пытался возвысить его, однако он так был поглощен любовью, что не возвышался. И сказал ему Рама:
«Пока люди поют о тебе, ты будешь жить на Земле. Твое сердце истинно. Сын бога ветра, ты силен, как твой отец. Ради служения мне ты смог перепрыгнуть через океан, сжечь золотой город, убить демона и опустошить рощу Ашоки».
«Пустое, — ответил Хануман. — Я твой друг, и это главное!».
Тогда Рама спросил, чего он желает. Хануман ответил:
«Надели меня безграничной преданностью тебе — источником высшего блаженства!»)
О Хануман, да возрадуются те, кто пребывает под покровом твоей милости! Любая работа мира, какой бы трудной она ни была, становится легко выполнимой. Семь дней и ночей длилась битва с десятиглавым Раваной. Лишь грозной стрелой бога Брахмы на исходе седьмого дня Раме удалось поразить этого страшилу. Охваченный пламенем, повелитель ракшасов запылал вместе с колесницей, конями и возничим… Мир был освобожден, влюбленные соединились.
Тут из-за кулис вышел человек в маске обезьяны, это Хануман. Некоторое время его роль заключалась в том, что он тихо стоял и светился. Внутренним светом! (Однажды Махараджи пригласил знаменитого ученого приехать в горы — провести чтение «Рамаяны». А тот привык выступать перед большой понимающей аудиторией. Он чистосердечно пожаловался Махараджи, что ему, такому светиле, в горах придется проводить чтение перед несколькими безграмотными сельскими жителями!
— Не переживай. Тебя слушает Хануман, — мягко ответил Махараджи.
Сколько раз он предупреждал, что Хануман и по сей день живет высоко в сосновых лесах!)
Все зашумели восторженно.
Я тоже давай кричать:
— Хануман! Милый Хануман!!!
И тогда он вывел на сцену прекрасного юношу — исполнителя роли Рамы — с огромным, в рост человека, луком. Я так поняла, что это лук Шивы, с которым Рама, единственный из женихов Ситы, смог совладать, а именно взял этот лук и сломал. Короче, неважно. Выходит он с луком и стрелами.
Наши обрадовались, повскакивали с насиженных мест, глаза горят.
— Рама! Рама!
Тут Хануман, первейший из мудрых, друг кротких, обитель неизмеримой силы, чья жажда любви неутолима, взял бога Раму за руку и повел сквозь ликующую толпу.
А мы, всей этой накурившейся компанией с блестящими глазами, повалили за ними. Что интересно, лишь только Рама с Хануманом оказались на улице, дождь начал затихать. Только моросил, как говорит Лёня, «мелкий противный дождичек гималайский».
Народ стекался к монументу, воздвигнутому на скале. Я даже не знаю, откуда в Алморе взялась такая уйма людей. Наехали, что ли, со всей Индии? В одеждах разноцветных — танцуют, хохочут, поют — у самого края пропасти. Под гром барабанов и литавр упал брезент, и мы увидели громадное чучело демона Раваны с тощими ногами, короткими руками, с кошмарно размалеванной физиономией.