Небесный лабиринт. Прощение
Шрифт:
— Могу. Но он остынет. Кроме того, мне нужно вернуть тарелку сестре Имельде.
— Домой я не пойду. И вообще никуда.
Мать Фрэнсис вошла, поставила на стол тарелку, накрытую салфеткой, большие куски хлеба с маслом и посмотрела на птицу.
— Бедняга… Где ты ее нашла?
— На тропинке.
Мать Фрэнсис бережно подняла птицу и уверенно повела беседу. Это всего лишь вороненок. Птенцы часто падают с деревьев. Некоторые их них очень неуклюжи. Не стоит думать, что все птицы очень ловкие и могут парить в небе по собственному желанию.
Она сказала Хитер, что крыло не сломано. Вот почему бедная тварь так старалась вырваться. Она просто была оглушена падением.
Они вместе осматривали птенца и улыбались тому, как колотилось сердце вороненка, не знавшего, что его ждет.
Мать Фрэнсис угостила птицу хлебными крошками, а потом они вынесли ее на улицу.
После нескольких неуверенных прыжков птенец умудрился подняться в воздух и плюхнуться на каменный забор.
— Именно так и нужно обращаться с созданиями дикой природы. Теперь убери перья, газеты и отнеси коробку обратно в посудомоечную. А я займусь ленчем.
— Я все равно не вернусь. Несмотря на то, что вы помогли мне с птицей.
— А разве я что-то говорила о возвращении?
— Еще нет, но скажете.
— Не скажу. Просто попрошу разрешения сообщить, что ты в безопасности, вот и все.
Мать Фрэнсис разожгла камин, объяснив Хитер, как следует обращаться с сухим торфом, сложенным у стены. Показала ей, как сделать гнездо из веточек, разжечь его, а потом положить на торф. Они вместе ели баранью тушенку с картофельным пюре, приготовленную сестрой Имельдой, и макали в густую подливку кусочки хлеба с маслом.
На десерт каждой досталось по яблоку и куску сыра. Мать Фрэнсис объяснила, что больше ничего принести не могла, потому что тропинка скользкая. Кроме того, большее количество еды могло бы вызвать подозрения.
— Почему вы пришли за мной? — спросила Хитер.
— Понимаешь, я учительница и считаю, что знаю о детях все. Это наша маленькая слабость.
— Вы ничем мне не поможете.
— Не торопись. Нужно изучить все варианты.
Ева позвонила Бенни из Англии. Сказала, что потратила на телефонные звонки больше времени, чем на помощь Кит. Все это разозлило ее до такой степени, что она сорвет с Саймона Уэстуорда его любимый галстук, обвяжет им его тощую шею, будет тянуть до тех пор, пока у него не посинеет лицо, и остановится только тогда, когда увидит его вывалившийся наружу язык и выпученные глаза.
— Ты даром тратишь время, — сказала Бенни.
— Верно. Ну что, новостей нет?
— Мы ничего не слышали.
— Кажется, я знаю, где она может быть. Но это только догадка, — сказала Ева.
— Ты права. Кому сказать? Саймону?
— Нет, действуй сама. Сделай вид, что просто идешь мимо. Если ключа на месте нет — значит, она в доме. Бенни, ты можешь утешить кого угодно. Ей это понадобится. Скажи, что я все улажу, когда вернусь.
Бенни вышла из дома и по дороге решила купить что-нибудь сладкое. Если Хитер действительно там, это поможет растопить
Проходя мимо дверей магазина Хогана, она вспомнила про розовые листочки. Можно написать на листочке «Один фунт, сладости» и подписаться. С какой стати она, владелица одного из городских магазинов, будет брать у другой владелицы товары в кредит?
Шон уставился на нее во все глаза.
— Здесь все в порядке, верно? — широко улыбнулась Бенни.
— Ты проявляешь большой интерес к технике бизнеса, — сказал он.
Бенни знала: ему есть что скрывать. Знала. Но следовало соблюдать осторожность. Она жизнерадостно продолжила:
— Приходится. Отныне я буду изучать эту технику еще усерднее.
— Приходится? — с изумлением повторил он.
Говорить так не следовало. Это означало сомнение в уместности его партнерства. Бенни часто говорила себе, что нужно быть осторожнее. Сейчас ей оставалось только одно: хитрить.
— Шон, ты знаешь, что я имею в виду.
— Серьезно?
— Конечно, знаешь.
Бенни спаслась бегством. Зашла к Берди, вышла от нее и двинулась к площади. Идти через монастырь не следовало, хотя так было ближе. Монахини могли спросить, что у нее на уме.
А Ева хотела, чтобы все осталось в тайне.
Мать Фрэнсис и Хитер Уэстуорд успели поговорить о многом. О дублинской школе, тамошних играх и девочках, у которых есть куча навещающих их родных и дома, куда можно ездить на уик-энды.
О любви Хитер к Уэстлендсу, о том, как ужасно вел себя дедушка по отношению к Еве, о страхе девочки, что Ева больше никогда не придет к ней.
И о том, как было бы хорошо учиться в школе, куда она могла бы каждый день ездить на велосипеде.
— Такая школа есть, — сказала мать Фрэнсис.
Однако сначала нужно было решить кое-какие проблемы. Мать Фрэнсис сказала, что трудностей с переходом Хитер в католичество не будет. В наше время главная проблема заключается в том, чтобы убедить прихожан вести безгрешную жизнь.
В школе не будет никаких идолов, которым придется бить поклоны. Будут только статуи девы Марии, поставленные лишь для того, чтобы напоминать желающим о существовании Богоматери.
Хитер может не бояться, что ее заставят изучать религиозные доктрины и священную историю, которая доказывает, что папа римский неизменно прав, а все остальные ошибаются.
— А из-за чего произошел раскол? — спросила Хитер.
— Ты имеешь в виду Реформацию?
— Да. Потому что католики почитали идолов?
— Думаю, дело заключалось не столько в этом, сколько в присутствии Бога на мессе. В том, является ли причастие действительным вкушением Тела и Крови Христовых, или это всего лишь символ.
— Только и всего? — с изумлением спросила Хитер.
— С этого началось. А потом пошло-поехало. Как всегда.
— Если так, то из-за этого вряд ли стоит беспокоиться.