Небесный странник. Трилогия
Шрифт:
В пустынях лигахов мне бывать не приходилось, да и совсем не тянет: нравы у них очень строгие, а отношение к летучим кораблям еще хуже, чем у говолов.
Вспоминая о верованиях лигахов, я взглянул за борт, туда, где проплывали деревья, кажущиеся из-за расстояния между нами высотой с палец. Неизвестно, что страшнее: когда небо упадет на тебя или сам ты сверзишься с него на землю. Но такая уж у нас, у небесных парителей, судьба, и мы ею очень довольны.
На палубе «Небесного странника» показалась Николь в балахоне, похожем на те, в которых щеголяют люди Коллегии, и мне сразу же вспомнился недавний
Николь, поднявшись на мостик, встала рядом со мной.
«Отлично выглядишь», — это я успел сказать ей еще утром, когда мы только встретились. Николь действительно выглядела прекрасно, но это ее обычное состояние. И все же мне хотелось однажды увидеть ее утром невыспавшейся, с растрепанными волосами, легкими тенями под глазами и загадочной улыбкой, и чтобы обязательно причиной тому был именно я.
Утром, помимо всего прочего, мы успели еще и серьезно разругаться, когда Николь заявила:
— И как тебе в голову пришла мысль оставить меня в Хависе?
— Конечно, — ответил я, — мы же летим принять участие в грандиозном праздновании с танцами, музыкой, песнями и карнавалом, а я хотел всего этого тебя лишить!
Слово за слово, и мы повздорили. Вообще-то я уверен в том, что последнее слово в спорах с женщиной всегда должно оставаться за мужчиной. Пусть оно будет произнесено шепотом и уже за закрытой дверью — но последнее! Николь же полагала обратное, причем о шепоте и закрытых дверях вообще разговор не шел. В общем, она назвала меня… не скажу как, а я ее… тоже не скажу. Благо что за штурвалом, когда мы ругались, стоял Амбруаз, а я для него еще тот авторитет. Иначе совсем некрасивая картина получилась — с капитаном разговаривать так нельзя. Так что если она пришла мириться — перебьется.
Николь с самым независимым видом обозрела окрестности, заглянула за борт, на что-то там посмотрела и обратилась ко мне:
— Люк, тебе лупа больше не понадобится? Я ее заберу?
— Только за поцелуй, — буркнул я, не отрывая взгляда от горизонта впереди нас. Это надо же — обозвать длинноухим животным! Меня, которому даже Коллегия свои дела доверяет!
Николь фыркнула и заявила:
— Я уж лучше с Энди поцелуюсь!
Ансельм, крутивший штурвал, осмотрел палубу и, не обнаружив там Мирру, принял вид готовности к поцелую. Николь посмотрела на него и фыркнула во второй раз, а затем пошла вниз.
— Я твою лупу за борт выбросил, — сам не знаю, почему объявил ей в спину.
«Лучше с Энди поцелуюсь!»
На палубе Николь попался Гвен, решивший немного перекусить перед заступлением на вахту. Она остановила его, о чем-то спросила, а затем сделала то, отчего я чуть ногами по палубе от злости не затопал, — нежно погладила по щеке. Потом что-то от него выслушала, согласно кивнула, опять погладила по щеке и пошла к себе в каюту.
«И что мне этот человек, просивший передать письмо, вместо фонаря дал не эту штуку, с помощью которой на расстоянии разговор можно записывать? — подумал я,
Послеобеденного отдыха у меня не получилось, и все время до очередной вахты я просидел, разглядывая карту — наверное, уже в сотый раз.
«Нет, ну надо же! Меня ослом назвала, а Гвена по щеке погладила!» — никак не мог успокоиться я.
К полудню на горизонте показалось Суровое море. Если верить указаниям карты, а также рассказу Мелвина, нам следовало пролететь над ним некоторое расстояние, затем повернуть на юг, войти в узкий пролив, соединяющий Мертвое море с Суровым, пройти его, и через три-четыре дня пути должен был показаться остров Гаруд.
Я с беспокойством поглядывал на север: до Ганипура не так далеко, а встретиться с одним из тамошних кораблей в наши планы совсем не входило.
И надо же такому случиться: уже перед самой сдачей вахты навигатору Брендосу из-за невысокой горы показались три двухмачтовых корабля, летящих нам наперерез. То, что они ганипурцы, сомнений не вызывало — слишком уж характерные обводы корпусов, спутать невозможно.
Брендос, не дожидаясь моих указаний, часто зазвонил в корабельный колокол — тревога!
И началось. Едва мы повернули немного влево, как все три корабля повторили наш маневр. Когда я распорядился прибавить высоты, они ответили тем же.
— Ближний к нам корабль — тот самый, — вдруг заявил Брендос.
— Вы уверены? — спросил я у него. «Тот самый» означало — один из двух тех, с кем мы встретились по пути к бхайрам.
— Абсолютно, — невозмутимо ответил навигатор.
«Да уж, — подумал я, — если уж должно случиться что-то плохое, так обязательно именно то, что хуже всего».
Признать «Небесный странник» легко, слишком уж много у него бросающихся в глаза особенностей. Мне всегда хотелось, чтобы корабль узнавали еще высоко в небе и, провожая его глазами, говорили о нем только хорошие слова. И кто же мог знать, что все так сложится? Пользуясь тем, что в трюме «Небесного странника» нет никакого груза, мы легко поднялись на такую высоту, что поневоле пришлось напялить на себя всю теплую одежду, какая у нас имелась. Вероятно, на преследующих нас кораблях проблемы с теплыми вещами не возникло вообще, потому что они поднялись еще выше. А расстояние между нами все сокращалось. Ганипурские корабли шли вытянутой от нас дугой, в центре которой находился наш старый знакомый.
Мы уже летели строго на юг, и пролив, соединяющий два моря, рос на глазах.
Затем мне показалось, что ганипурцы уменьшили ход.
«Так они же загоняют нас в этот пролив! — озарила догадкой голову, уже порядком распухшую от всяческого рода предположений. — Ну что ж, мы совсем не против».
Когда я поделился мыслями с Рианелем, тот, задумавшись на мгновение, кивнул:
— Похоже на то, господин Сорингер.
«Какие же они высокие, берега пролива! — поражался я, когда до входа в него оставалось всего ничего. — Возможно, даже выше, чем в каньоне Гурандских гор…»