Неблагая

Хаусман Ивлисс

— Я… — Кажется, любые слова будут неуместны. — О боги, — слабо жалуюсь я. — Тебе обязательно всегда быть таким занудой?

Что ж, красноречие — не мой конек.

Рейз так хохочет, что ушам больно, ну и пускай. Я делаю вид, что отталкиваю его дрожащей рукой, и притворяюсь обиженной. Свет вычерчивает золотые линии его ресниц, когда он запрокидывает голову. Я не могу удержаться и вяло смеюсь вместе с ним.

Потом понимаю, что, пока мы тут оба хохочем, я откровенно на него глазею, и потому быстро отвожу взгляд.

—

Нет, не обязательно, — говорит Рейз, все еще усмехаясь. Когда он замечает, что я отвела глаза, он берет меня за здоровую руку и снова заставляет посмотреть на него. Его улыбка теперь представляет собой нечто среднее между намеренно вызывающей и очаровательной. — Но тебя дразнить очень весело, Исилия.

Я понимаю, что сейчас плохо соображаю, что я слаба и смущена, но при этом я сильнее и увереннее, чем когда-либо прежде. И почему-то, не сумев удержаться, я протягиваю руку и беру Рейза за подбородок, а потом поворачиваю его лицо так, чтобы в свете камина разглядеть, как же ужасно он на самом деле выглядит. Мы так много пережили.

— Знаешь, тебе не обязательно дружить со мной, — говорю я, непроизвольно поглаживая его пальцем по щеке. — Все равно ведь придется заплатить.

— Знаю. — Губы Рейза изгибаются в подобии улыбки. Я, кстати, никогда не обращала внимания на его губы, кроме того случая, когда они неуклюже прижимались к моим. А они красивые. Ничего сверхъестественного, просто пропорциональные губы. С виду мягкие.

Никогда ни в чьи губы не всматривалась.

Прежде чем я успеваю задуматься, почему вообще обратила внимание на такой странный объект, Рейз полностью накрывает мою кисть своей. Его ладонь, теплая и знакомая, слегка касается костяшек моих пальцев.

— Я тут вспомнил… — говорит он. — Мы же не погибли. Ты выиграла.

Кажется, что тот дурацкий уговор в лесу Благих был сто лет назад, хотя на самом деле прошло всего несколько дней. Я совсем о нем забыла.

— Как жаль, что мы выжили. — Сердце подскакивает к горлу, когда я вспоминаю наши нелепые условия. — По договору ты должен мне пятьдесят процентов.

— Тридцать пять и обещание. — Он торгуется непринужденно, с очаровательной улыбкой.

Да, вспоминаю я с замиранием в животе. И… оно тоже.

Я приподнимаю брови, призывая его продолжить. Надеюсь, он не заметил, как вспотела моя рука.

Проходит много времени, прежде чем он начинает говорить — мучительно много, — и вот уголки его губ слегка расходятся в стороны.

— Сили, — Рейз произносит мое имя так тихо, что, если бы он хоть на сантиметр отодвинулся от моего лица, я бы его не услышала. — Я обещаю, что тебе больше никогда не придется меня целовать. — Его лицо немного напрягается, словно за этим последует какое-то «но».

Кровь шумит в ушах.

Такое ощущение, что Рейз бросает мне вызов, пытаясь провернуть фокус, когда смотришь

на кого-то и точно знаешь, о чем он думает. Но я так не умею.

Я могу только смотреть на наши почти соприкасающиеся носы, пока мы внимательно и неуютно глядим друг другу в глаза. Молча. С прижатыми к его подбородку моей и его руками. Будь на месте Рейза кто-то другой, я бы решила, что он хочет быть ко мне еще ближе. Тепло его дыхания обдает меня, когда он улыбается еще шире.

Но это же Рейз, к нему неприменимы обычные правила человеческого поведения.

Я перевожу взгляд с его небесно-голубых глаз на свою раненую руку, пластом лежащую на одеяле, и все — момент упущен. Я снова возвращаюсь к стуку в голове и магии в крови. Хочется закрыть глаза.

— Тебе действительно нужно отдохнуть, — ласково говорит Рейз, и я чувствую, как проваливаюсь в темноту.

— Да, — соглашаюсь я, едва шевеля губами и внезапно раздражаясь на него по необъяснимой причине. — Уходи.

И перед тем как выйти, перед тем как дать мне снова провалиться в беспокойный бредовый сон, он, как мне кажется, тихонько смеется и мягко гладит меня по лицу.

Глава 39

На этот раз я просыпаюсь одна и в полной темноте. Все свечи догорели, комнату озаряет только слабое красное мерцание углей.

Я резко — так, что меня начинает мутить — сажусь на кровати, разбуженная кошмаром. В миг между слепой паникой и полным пробуждением волна магии захлестывает жаром, светом, ревом в ушах. Из кончиков пальцев вырывается пламя, и я едва успеваю направить его в камин.

Сердце бьется тяжело, медленно, внутри поднимается тошнота, когда я вижу, как желтый огонь с треском пытается ухватиться за уже выгоревшие поленья. Я могу это контролировать.

Еще мгновение я держу в памяти последнюю сцену сна: ощущение, как под ножом скрипят сухожилия, когда я собственной рукой вонзаю его в сердце сестры.

Это не моя сестра.

Я падаю обратно на подушки, приходя в себя, тяжело дыша. Это существо не было моей сестрой, несмотря на полное сходство. Но ее путаные откровения все еще эхом звучат в моей голове.

Все, что люди считали правдой о подменышах, оказалось ошибкой.

Все, что я считала правдой о подменышах, оказалось ошибкой.

Не было ни похитителей-фейри, ни украденных из колыбели младенцев. Был только обычный ребенок с искоркой духа фейри. Исольда — не награда, которую отняли у наших родителей.

Она — подарок. И я тоже.

Я — то дитя, которое родила моя мать. Но это не важно: мы обе — ее дети. Обе — люди. Обе — подменыши.

Надо рассказать Исольде, оцепенело думаю я. Надо рассказать всем.