Неблагая
Шрифт:
Интересно, хоть она-то еще моя?
Глаза фейри — Бриар — снова вспыхивают алым, когда она опускает фонарь. Он растворяется в тумане вместе с желтым свечением. Хотя фейри выглядит как моя мама, выражение ее лица совершенно чужое.
— Тебя изгнали, — говорит она. — И, как я слышала, заточили в мире смертных. Я думала, даже у тебя не хватит смелости сюда вернуться после всего, что ты натворил. Как минимум, не в смертном теле. — Ее глаза сужаются. — Что ты затеял?
Я хочу развернуться и убежать, но не могу даже взгляда отвести.
—
На лице, которое фейри одолжила у моей матери, вспыхивает выражение довольства, но в глазах по-прежнему сохраняется что-то не вполне человеческое, не мамино:
— О, так ты в ловушке. Надо же, как все просто.
Вдали слышится вой. Рейз стонет, напоминая, что он еще здесь, пусть даже я не могу обернуться и посмотреть на него. Интересно, он уже очнулся или все еще пребывает в прострации, слушая музыку в собственной голове?
Мои губы растягиваются в напряженной улыбке, и всплеск гнева разжигает в груди липкое отчаяние.
— Был в ловушке, пока ты не оказала мне любезность, завладев разумом подменыша. А теперь… — он поднимает нашу руку и разглядывает ногти, изящно сгибая пальцы. — …теперь у меня не будет проблем.
Улыбка перерастает в оскал, обнажая мои обычные человеческие зубы.
— Могущественный Госсамер. — Бриар с нечеловеческой грацией движется вперед, останавливается, трогает тонким загрубевшим пальцем наш подбородок. — Столько краденой силы, и все равно ты в итоге оказываешься в заточении у смертных, унижаясь до этого. И не можешь подчинить себе даже разум — одного — несчастного — подменыша. — С каждым словом она касается подбородка, скулы, щеки, носа. Игриво и нежно. — Любопытно, как так вышло?
Я отдергиваюсь от ее руки. Во всяком случае, пытаюсь. Тело не двигается. От леденящего страха и отвращения я теряю концентрацию и остатки контроля над собственным сознанием.
Надо держаться. Надо бороться.
Теперь, когда в ловушке оказалась уже я, когда чары заточили меня в собственном разуме, я еще сильнее ощущаю связь с Госсамером. Интересно, чувствовал ли он то же самое. Если я потеряюсь в своих эмоциях, в страхе, то вообще исчезну.
Но страшно здесь не только мне.
Госсамер смотрит фейри в глаза — глаза моей мамы. Смотрит тяжело, не моргая, так долго, что меня начинает мутить.
Наши губы изгибаются, снова открывая зубы. Я пытаюсь сдержать слова, но безрезультатно:
— Мне хватит сил признать свои ошибки, Бриар. Но ты за меня не волнуйся. Я никогда их не повторяю.
Однако под напускным спокойствием у меня живот сводит от усилий, которые прилагает
— Нет, конечно, — отвечает Бриар, не понимая, какая борьба идет буквально в паре сантиметров от нее. Она отодвигается, давая мне дышать. — Сомневаюсь, что ты успеешь получить второй шанс. На тебя охотится весь Двор, Госсамер. С момента твоего прибытия мы учуяли твою магию и вонь смертных, которых ты с собой привел. Думаю, того, кто тебя сюда доставил, стоит как следует наградить. А после — тебя разорвут на части. Но в этот раз твоя армия предателей тебя не спасет.
Кажется, это сильно задевает Госсамера. Внезапное осознание того, насколько он сейчас беззащитен, ныряет ему в душу тяжелым камнем, волной поднимая горе и ярость. Этого хватает, чтобы я смогла вдохнуть — резко, рвано и полностью самостоятельно.
Ледяные когти впиваются в мой разум и снова тянут меня в глубину. Я сопротивляюсь, но пока чары Бриар на стороне Госсамера.
А так я его не одолею.
Лицо Бриар расплывается в ухмылке, а холодный взгляд шарит по нам, словно мы — головоломка, которую она намерена разобрать:
— Что, сопротивляется? Какой славный экземпляр.
Боль пронзает нашу грудь. Госсамер пытается вернуть самообладание и поддержать разговор, одновременно борясь с яростными внутренними тычками и воплями, которыми я пытаюсь изгнать его из моего разума и тела.
— Твоя работа? — мягко спрашивает он. Мне удается издать стон, и Госсамер вздергивает нашу руку к груди, будто физически пытается удержаться на месте.
Бриар вежливо улыбается, наблюдая за нами так, как можно было бы наблюдать за подергиваниями тонущей мухи.
— Не мой стиль, — отвечает она. — А вот та, вторая…
— Та? — ахаю я, возвращая контроль над собственным ртом, хотя Госсамер пытается сдавить наше горло нашей же рукой. — Вторая?..
Туман свивается вокруг Бриар. Она мерцает, контуры текут, как краска, попавшая в воду. В тени ее новое лицо видно плохо, но я в любом случае его узнаю.
Это мое лицо. Только волосы короче. И одежда черная.
Бриар расплывается в улыбке моей сестры:
— Да, лучшая из моих работ. За ней было так интересно наблюдать все эти годы, хотя она до сих пор не знает, кем является. Такая тонкая работа. Такая… человечная.
Я задыхаюсь, убираю руку с горла. Вдох, два шага назад — прежде чем Госсамер снова начнет управлять ногами. Я по-прежнему не до конца понимаю, о чем говорит Бриар, но не могу одновременно вдумываться в ее слова и сражаться с Госсамером.
— Ну, — огрызается Госсамер, — у меня толком не было выбора. А эта… — он стонет, изгибается моим телом, чтобы удержать меня. — …Эта меня освободила.
При чем здесь моя сестра? Я отдаю Госсамеру и тело, и руки. Я должна вернуть себе способность говорить; сейчас это важнее, чем дышать. Но он не отпускает. Его устраивает только полное и безраздельное владение мной.