Неблизкие

Савицкая Элла

— Я не знаю, как ты столько лет её выдерживаешь.

Поворачивает меня в своих руках, а я, ощутив поддержку, всхлипываю и утыкаюсь ему в грудь носом. Меня трясёт, от обиды хочется реветь еще сильнее.

— Мама так просто не успокоится, — говорю то, что жутко меня пугает.

— И что она сделает? — разведя мои руки в стороны, Макс стирает с моих щек слезы. — Она ничем не апеллирует, кроме угроз. А по поводу того, что меня приводили в полицию. Да. Приводили. Компания, сайт которой я взломал — это компания бывшего мужа моей Алёнки. Он угрожал ей, хотел

забрать Ришку. Пришлось действовать своими методами, чтобы осадить мудака. Ты мне веришь?

Судорожно киваю.

— Ну конечно.

Максим не из тех, кто будет ломать сайты ради наживы. Он не такой, и мне достаточно было месяца, чтобы этого понять. Почему только мама вбила себе в голову противоположное?

— Твоя сестра не говорила этого Борису?

— Нет. Отец разосрался со всеми, когда изменил матери. На её защиту встал мой дядька. Дядь Вова, несмотря на то, как поступил отец, поддержал нас. Отец конечно, не понял этого. Короче, вышло так, что с семьей дяди общаемся мы с матерью, но не его собственный брат.

— Это ужасно….

— Как есть.

Вздохнув, я опускаюсь на диван. Макс садится передо мной на корточки. А мне так обидно за него. Мама жутко несправедлива. Она даже не знает какой он, и так сильно его обижает.

Протянув руки, накрываю его слегка колючие скулы и трепетно глажу их большими пальцами. Макс на миг прикрывает глаза.

— Обещай не переживать, Лиз. И не бояться. А еще если твоя мать решит действовать через тебя и как — то угрожать, сразу говори мне, ладно?

Кивнув, упираюсь в его лоб своим.

Не хочу, чтобы с Максимом что — то случилось. До одури боюсь этого.

— А ты обещай, что не будешь сейчас заниматься своим хакерством, ладно? Ради меня.

Усмехнувшись, Макс стаскивает меня к себе на пол, заставляя сесть на него.

— Ради тебя я сделаю всё, стесняшечка.

39. Лиза

— Я пересеклась с этими девушками. Их вызвали в деканат как раз, когда я была у Геннадия Владимировича, — говорит Анна Дмитриевна, мама Максима.

Я стою у окна, безучастно наблюдая за снующими на улице прохожим и не рискуя влезать в диалог Макса с его мамой.

— И? — спрашивает он.

— Сказали, что ничего об этом не знают. Впервые слышат. А тебя назвали отзывчивым, добрым парнем. Правда, когда они отошли дальше, одна из них шепнула, что нужно тебя предупредить.

— Я в курсе. Они мне звонили.

— Значит, это правда? И ты действительно подставил того преподавателя?

— Я не подставил, мам. Я можно сказать, обезопасил всех студенток в универе от похотливого мудака. Не все решаются кому-то жаловаться. Люди разные. Девчонки так тем более. Есть такие заучки, которые себя боятся, и ты думаешь они пойдут к ректору или в полицию?

— Не пойдут. Посчитают, что это унизительно, — задумчиво произносит Анна Дмитриевна.

— Вот именно. А так, и волки сыты, и овцы целы. Теперь Кривошеев занимается своими научными работами из дома.

Так этот больной хотя бы не имеет доступа к людям.

Обернувшись, вижу, как Анна Дмитриевна протягивает руку и сжимает пальцы Макса.

— Может, нужно было объяснить это Геннадию Владимировичу? Он вроде бы адекватный человек.

— Его в тот период заменял другой. Друг того Кривошеева. Сама понимаешь…

— М-да… дела… Ну ничего. Но я все-равно поражаюсь, столько времени прошло, а информация об этом только сейчас всплыла. Кому-то ты, сын, сильно насолил.

Почувствовав вину, отвожу взгляд. Жутко неудобно перед этой женщиной. Мама Максима так сильно отличается от моей, что я даже растерялась сначала. Привлекательная, довольно молодая, и красивая, она с ходу одарила меня приветливой улыбкой и сказала, что рада, наконец, познакомиться.

От неё повеяло непривычной мне теплотой. И слыша, как она отзывается о Максе, зная то, чем он занимается, я поверить не могу, что их с Борисом отношение к сыну так разнится. Если отец Максима считает его незрелым и глупым, подвергающим себя опасности, то Анна Дмитриевна верит, что Макс не способен совершить поступки, за которые потом и ему и его семье будет стыдно.

Её вера в сына — то, чего я не увидела ни от Бориса, ни от моей мамы. И от этого обиднее вдвойне.

Почему моя мама не может разговаривать со мной с такой же нежностью и доверием? Почему она считает, что я ни на что не способна?

Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы и отворачиваюсь. Грудь горит обидой.

Все следующие дни я живу, словно чужой жизнью. Не могу до конца расслабиться. Макс сидит дома, потому что от занятий его отстранили, как оказалось. А я езжу в академию, да только вместо того, чтобы учиться думаю только о том, чего теперь ждать.

Поэтому, когда по пути домой мне в пятницу звонит мама, я вся наэлектризовываюсь.

— Да? — стараюсь звучать ровно, хоть и даётся мне это с трудом.

— Я так понимаю, в общежитии ты не ночуешь, — она произносит без приветствия.

— Нет.

Я подумала, раз уж мама узнала о нас, то оставаться там на ночь нет смысла. Да и бросать Максима мне больше не хотелось. Хотелось поддержать его, как могу.

— Глупая. Мозгов нет совершенно.

Сжимаюсь, чувствуя, как снова в глазах собираются слезы. Ну почему я так реагирую, почему? Можно ведь не обращать внимания, выстроить стену, как учил меня Макс эти дни. А у меня не получается.

Проморгавшись, не позволяю слезам скатиться по щекам.

— Какая есть, мама.

— Я завтра приезжаю в город. Зайду к Бакеевым. У них там тоже всё не слава Богу. Серёжа куда-то вляпался.

— Сам виноват, — отвечаю на автомате.

— О чём это ты?

— В игры не надо играть на деньги. И тогда всё было бы хорошо.

Мама на секунду замолкает, а я ругаю себя за длинный язык. Ну вот зачем я это сказала?

— Ты знала?

— Все знали, мам, — вздыхаю.

— Ясно. В общем, Кристине нужна поддержка, я завтра буду в городе. И с тобой тоже планирую увидеться.