Небо для смелых
Шрифт:
Естественно, Советское правительство и Генеральный штаб РККА учитывали складывающуюся обстановку, проводили соответствующие мероприятия.
26 июня 1939 года Главный Военный Совет РККА счел необходимым преобразовать Киевский военный округ в Особый (КОВО) со всеми вытекающими из этого последствиями.
Сталин был убежден, что в случае агрессии Германия главный удар направит на Донбасс, чтобы завладеть основной сырьевой и промышленной базой СССР. Поэтому он проявлял особую заботу о Киевском округе. КОВО усиливался войсками, техникой, кадрами. Срочно вызванного из Монголии генерала Георгия Жукова, уже отличившегося полководческим
Летом 1940 года Птухин был назначен командующим авиацией КОВО.
— Товарищи, приказом 03252 я переведен в Киевский особый военный округ. — Птухин грустно улыбнулся. — Благодарю вас всех за помощь, которую вы оказывали мне, желаю плодотворной работы на благо нашей Родины… Может, кого и обидел, не обессудьте, на работе все может быть, не на курорте же… Александр Александрович, второй раз за меня остаешься. Прямо судьба. Не миновать третий раз, — тряс он руку Новикову, который вновь вернулся в штаб округа после расформирования 8-й армии, где возглавлял авиацию.
Бывший командующий ВВС Ленинградского военного округа прощался с собравшимися сотрудниками штаба, которые поздравляли его не только с новым назначением, но и присвоением ему звания генерал-лейтенанта.
…Птухин был очень тронут, увидев на вокзале в Киеве своего питомца из Бобруйской бригады Платона Смолякова. Здесь же оказался и начальник штаба ВВС округа генерал Николай Алексеевич Ласкин. Птухин знал, что он будет у него начальником штаба, но не думал о встрече с Николаем Алексеевичем вот так вдруг, на вокзале. В Брянске они служили в одной бригаде. Николай Алексеевич возглавлял тогда штаб бригады, а Птухин был для него одним из четырех командиров эскадрилий. Потом, после Брянска, они виделись изредка на совещаниях в округе, а после Испании вот сегодня впервые. Теперь Ласкин подчинялся Евгению Саввичу. «Если я сейчас же не задам нужный товарищеский тон нашим отношениям, потом перестройка займет много времени, а может оказаться и безрезультатной», — подумал Птухин при виде его.
Ласкин был интересным человеком, со сложной биографией. Намного старше Птухина, он происходил из дворянской семьи и имел все, что необходимо офицеру с солидным артиллерийским образованием для сравнительно легкого продвижения по «табели о рангах». Однако в первую мировую войну он переучился на летчика, стал одним из отважных офицеров этого романтического рода войск и был отмечен наградами за боевые заслуги.
С первых дней победы революции Ласкин не скрывал своего происхождения, хотя и не любил разглагольствовать о причинах, побудивших его встать под красное знамя революции. Это был один из честнейших военспецов, которыми могла гордиться Красная Армия.
Сейчас перед Птухиным стоял все тот же элегантный, чуть пополневший генерал и сдержанно улыбался.
— Здравствуйте, Николай Алексеевич. — Птухин первым приложил руку к пилотке, отдавая честь.
Поехали сразу же на улицу Чкалова в штаб округа. Штаб в этот день охватила какая-то торопливая нервозность — ждали приезда Жукова, возвращавшегося из ознакомительной поездки по округу.
Ласкин предложил, пока нет Жукова, представиться начальнику штаба округа генералу Пуркаеву, только что приехавшему из Германии, где он был военным атташе.
— Хорошо это или плохо, — говорил по пути Николай Алексеевич, — но по характеру
Птухин постучался, вошел, доложил. Прежде чем предложить сесть, Максим Алексеевич Пуркаев откровенно рассмотрел через сильные стекла пенсне стоящего перед ним генерала Птухина. Протянул руку.
— Садитесь. Кроме банальных вопросов о самочувствии, я вам сейчас ничего задать не могу. Как и вы, еще не знаю округа. По крайней мере т, ак, как это надлежит начальнику штаба. Думаю, и у вас ко мне вряд ли возникли деловые вопросы.
Птухин ответил, что это действительно так.
— Как говорится, познаем друг друга в труде, — сказал на прощанье Максим Алексеевич.
«Действительно суховато, — подумал, выходя, Птухин, — но для работы это не так уж и плохо». Евгений Саввич представился Жукову.
— Что знаешь о своей авиации, генерал?
— Пока немного. Тридцать пять полков базируются в страшной тесноте. Это с чужих слов, остальное нужно смотреть самому и как можно быстрее.
— Вот именно. Езжай, или, как у вас, летай, изучай, к концу месяца доложи состояние частей. И потом ни одного дня нелетного! Хорошо помни опыт финской. А то у вас как наступление, так нет летной погоды. Мы не члены Осоавиахима, для нас подготовка к войне конкретна и именно с Германией. Осенью на учениях авиация должна показать, на что она способна!
В августе Птухину с великими трудностями удалось добиться перевода Слюсарева на должность своего заместителя. К большой радости Евгения Саввича, командовать 36-й истребительной дивизией ПВО приехал старый друг Александр Борман. Одновременно с ним Птухуну представился новый командир 19-й бомбардировочной дивизии Александр Богородецкий [А. К. Богородецкий — впоследствии генерал-лейтенант авиации], о котором Птухин слышал в 30-е годы как об участнике «звездных перелетов» в Москву.
Это был все молодой, энергичный народ, но малоопытный для таких масштабов командования. Проводя первое свое совещание с командирами соединений, Птухин, объективно оценив их оперативную подготовку, мысленно резюмировал: только бы не началась война раньше, чем они окрепнут.
До конца лета красный И-16 командующего, перегнанный из Ленинграда Платоном Смоляковым, перелетал с аэродрома на аэродром. И его посадка означала для полка учебно-боевую тревогу. После отбоя Евгений Саввич вместе со штабом ломал голову над сокращением сроков подготовки к вылету по тревоге. Значительно труднее было устранить скученность самолетов на аэродромах. Полевые аэродромы строились медленно и почти без всякого оборудования. Главное, не было цистерн под бензин, и никто их не обещал. Самое тяжелое положение с емкостями сложилось у Бормана.
— Придумай, Саша, что-нибудь, но цистерны надо достать любыми способами! Иначе мы не сможем рассредоточиться, — не столько приказывал, сколько просил Птухин.
Когда командующий вернулся из очередной поездки, Ласкин шумно ворвался к нему в кабинет.
— Евгений Саввич, ваш Борман-то жулик! Да, да! Звонил окружной прокурор. Дело заводят. Он незаконно устраивает сделки с колхозами и заводами. Сено с аэродромов меняет, а оно государственное. Вот дожили! Командир дивизии — меняла-барышник! Уже пятьдесят кубометров емкостей наменял!