Небо для смелых
Шрифт:
— Кто у вас летает буксировщиками? Недоучки? Таскай конус сам, если не можешь никому доверить!
Нервы командующего сдали. Возможно, он бы продолжил, но мешал шум моторов и усталость. Благовещенский спрыгнул с плоскости.
— Давай в Ленинград, — услышал Журавлев по СПУ [СПУ — самолетное переговорное устройство] голос командующего. — Пусть к утру доложат о причинах.
Возвратился в штаб Птухин поздно. Прошел в кабинет, сел за стол, подпер голову рукой. Устал. Не хотелось думать о работе: «Хорошо бы поехать в отпуск, все равно куда. Только бы с Соней. Соня! Что ты сейчас делаешь? Наверное, уложила дочурку
Самое страшное — это сообщать женам о гибели мужей. Евгений Саввич всегда, будучи командиром бригады, это делал сам и испытывал притом чувство вины уже за то, что первым приносил тяжелое известие. В этих случаях он не мог никакими доводами разума отделить чужое горе от своего. Гибель летчика всегда оставалась горем его личным…
Когда Журавлев, приоткрыв дверь, попросил разрешения войти, Птухин, не меняя позы, слегка кивнул в знак согласия.
— Товарищ командующий, какие будут указания? — тихо спросил Журавлев.
— Какие тут указания! Иди отдыхай. На сегодня хватит: налетались, наездились, наскакались. Впрочем, зови сюда Слюсарева и Златоцветова. — Птухин взял себя в руки. — Нельзя предаваться одним переживаниям, от этого число происшествий не уменьшится.
Соня открыла дверь в тот момент, когда Евгений Саввич поднял руку, чтобы нажать кнопку звонка.
— Ты не болен?.. Нет? У тебя на работе неприятности? — допытывалась она.
— Почему ты так решила?
— Ну, во-первых, ты не приехал на машине, во-вторых, необычно медленно поднимался по лестнице, в-третьих, твое лицо…
— Что ты, Соня, — Евгений Саввич тяжело положил ей руки на плечи. — Просто жарко. Неприятностей у меня нет, а болеть сейчас преступно, хотя очень хотелось бы полежать, почитать книги и никаких встреч, кроме как с тобой и врачом…
Это было в его натуре — не приносить в дом служебные неприятности. Но сегодня ему, кажется, не удалось скрыть свое состояние после нагоняя, полученного на Военном совете округа.
Сам являясь членом Военного совета, Птухин и не предполагал масштабов разноса. Об этом можно было, правда, догадаться по обращению командующего Мерецков, когда тот в отличие от привычного «салют авиации» хмуро посмотрел, не ответив на уставное приветствие…
— Расскажите, товарищ Птухин, в какие сроки вы планируете разбить все самолеты округа? — недобрым голосом спросил Кирилл Афанасьевич.
Один вопрос чего стоит! Речь шла о последней серии аварий. Птухин посмотрел на Жданова, начальника штаба округа Чибисова и понял, что в вопросе командующего округом нужно меньше всего усматривать юмор. Потом, когда рассматривались другие вопросы боевой подготовки, обида несколько притупилась. Он подумал, что с Мерецкова спрашивают в правительстве не только за авиацию, но за весь округ отнюдь не мягче, чем Мерецков с него. Это он знал точно…
Евгений Саввич сидел, положа руки вокруг тарелки остывающего супа, и медленно катал хлебный шарик-Звонок он не слышал.
— Женя, — вошла жена, — пришел Годунов, ты приглашал его…
Соня обрадовалась, что это выведет его из тяжелых раздумий.
— Годунов? Ах да, проводи его в кабинет.
Виктор Годунов стоял с рукой на перевязи через шею. Птухин вспомнил,
— Садись. Вот что, друг ситный, видно, хватит тебе летать. Иди на штабную работу, а то ты именно из-за своей несчастной руки сломаешь себе голову.
Птухин задумался, припоминая свободные должности.
— Заместителем начальника штаба полка по разведке, устраивает? — И тут же назвал часть и место базирования.
— Так точно, товарищ командующий!
— Ну вот и хорошо. Соня! — позвал он. — Напои нас чаем.
Обняв Годунова за плечи, Птухин повел его в столовую.
В июне 1940 года командование войсками Ленинградского округа принял бывший командир 70-й стрелковой дивизии Михаил Петрович Кирпонос, прославившийся в боях с белофиннами и удостоенный за это звания Героя Советского Союза. Его дивизия входила тогда в 7-ю армию Мерецкова, где в начале войны Птухин командовал авиацией, поэтому он хорошо знал Михаила Петровича. Еще ближе он познакомился с Кирпоносом в ходе февральского наступления Северо-Западного фронта. По замыслу операции, с началом артподготовки авиация стала наносить удары по укрепрайонам противника и далее перешла на сопровождение боевых порядков наступающих частей.
О том, что это сопровождение осуществляется неудачно, первым заявил командир 70-й дивизии Кирпонос. Птухин поехал к нему на командный пункт.
— Какое же это сопровождение, товарищ комкор? — возмущался командир дивизии. — Посмотрите, как далеко от моих боевых порядков бомбят ваши летчики. За это время, пока мы преодолеем расстояние, финны успеют не только оправиться после бомбардировки, но и забыть о ней.
Птухин стал разбираться. Оказалось, наводчики авиации, выделенные из числа пехотных командиров, боясь, что летчики ударят по своим, с большим запасом обозначили передний край. Птухин вызвал в качестве наводчиков своих авиационных представителей. Стали бомбить близко. Но Кирпонос не унимался, настаивая действовать еще плотнее:
— На винтовочный выстрел, вот как надо, — требовал он.
— Так зачем вам тогда винтовки? — пошутил Птухин. — В атаку-то не на кого будет идти, авиация за вас все сделает.
Но ему нравилась настойчивость Кирпоноса.
Теперь Михаил Петрович стоял во главе всех войск округа, в том числе и авиации, и Птухин подчинялся ему. Новый командующий сразу же предложил ряд важных мероприятий по укреплению боевой готовности округа, в том числе полевые поездки руководящего состава дивизий и корпусов по Карелии и Кольскому полуострову для оценки возможностей прикрытия и развертывания ударных сил. В нем чувствовался уже зрелый военачальник крупного масштаба, и Птухин надеялся, что с Кирпоносом они в короткое время выполнят задачи по подготовке округа к предстоящей войне.
Глава XI
НА ОСОБЫХ НАПРАВЛЕНИЯХ
Вторая мировая война была в разгаре. В течение апреля — мая пали Дания, Норвегия и Бельгия. Используя советский опыт прорыва линии Маннергейма, немцы успешно справились с линией Мажино, и 22 июня 1940 года командующие группами армий «А», «Б», «С» торжественно отметили в Париже успешное завершение плана «Гельб», обозначавшего разгром Франции. С этого момента усилилась дипломатическая возня вокруг Венгрии и Румынии, судьбу которых нетрудно было предугадать.