Небо и земля. Том 1

Хол Блэки

В жилище вошли двое солдат, привнеся клубы морозного воздуха и снег на подошвах ботинок. По стенам заплясали лучи света от фонарей на касках и на стволах автоматов. Один даганн остался у двери, а другой осмотрел комнату, заглянув под кровать, под стол и в шкаф.

— Кто это? — навел дуло на кровать и высветил русую макушку, выглядывающую из-под одеяла. Спящую Люнечку не потревожило вторжение чужаков.

— Дочка. Три года, — пояснила Айями торопливо. Её перепугало направленное на Люнечку оружие.

— Показать.

Айями отвернула одеяло, и дочка, лишившись теплого

кокона, протестующе захныкала, шаря сонно по постели.

Солдаты вышли, осветив напоследок лица женщин. Перед тем, как запереть дверь, Айями заметила, как даганн приложил ладонь к двери пустующей квартиры и сказал: "Чисто", после чего военные двинулись выше. В подъезде стучали, хлопали, гремели. Слышался шум множества ног, и грубые мужские рыки. Им отвечали дрожащие голоса с всхлипами. Ботинки грохали по ступеням.

— Наших ищут, — сказала Эммалиэ. — Думают, укрываются у жителей.

— А почему не потребовали обыскать вашу квартиру?

— Так ведь, если в ней кто-то прячется, то внутри должно быть тепло. Солдат прислонил ладонь к двери и понял, что нетоплено, а значит, там никого нет, — пояснила соседка.

— Неужели поверил своей руке? — удивилась Айями нервно. — Сомнительный способ.

— Скорее, высокая чувствительность, — поправила Эммалиэ. — Думаю, даганны заранее определили, где из окон торчат печные трубы. А если и дымок идет, значит, хозяева подтопили, чтобы за ночь не выстудить жильё.

— Не у всех печей трубы выходят на улицу.

— Вот даганны и проверяют, прикладывая ладонь. Ты непривычная, а опытный человек сразу поймет, живет кто-нибудь за стенкой, или там пусто. К тому же, солдаты смотрят на двери. Добротные и запертые сразу попадают под подозрение, а если остались лишь косяк да петли, и снег наметён у порога, то в квартиру не заглядывают. И окна примечают. Крепко заколоченные и со стеклами попадают под подозрение.

— А почему обыскивают в глухомань?

— Потому что три-четыре часа — удобное время, когда все крепко спят. Не ночь, и не утро. Ложись-ка в постель, завтра на работу.

Айями укрылась одеялом, обняв дочку, и та прижалась, сонно забормотав. Хорошо, что не проснулась, и её не напугали большие черные фигуры с горящими огнями во лбах.

Значит, даганны не доверяют никому. Даже переводчицам не доверяют и проверяют всех подряд. Вот почему днем в ратуше было безлюдно. Военные готовились к обыску, задействовав все имеющиеся резервы.

На улице посыпалось разбитое стекло, послышались крики. Выстрелы позвучали совсем рядом, почти над ухом, и Айями вспомнила казнь на площади. Вжалась, укрывшись одеялом с головой.

— Пусть шальная пуля пролетит мимо. Пусть не заденет наши окна, — шептала тихо.

— Мам? — протянула сонно Люнечка.

— Спи, цыпленок, это Северный дед бьет в барабан. Скучно ему, когда все спят.

— А-а, — зевнула дочка. Потерла глаза и перевернулась на другой бок.

Везет же крохам, в их детстве всё просто и беззаботно, и беды по плечу. Окно разбилось — неужели кто-то пытался сбежать? Значит, беглец укрывался по соседству, в чьей-то квартире.

— Я думала, даганны проверяют тех, кто на них работает.

А, получается, рыщут по всему городу, без исключений, — сказала Айями.

— Похоже на то, — ответила Эммалиэ. Она тоже прислушивалась к звукам снаружи.

И опять вместо сна лезли в голову разные мысли. Наверное, Имар обходит квартиры, и А'Веч тоже. Смотрят на испуганных полуодетых женщин и заглядывают под кровати. Или целятся и стреляют вслед убегающим. И убивают.

Остаток ночи пролетел как один миг. Вот и пора подниматься, идти за водой, а в глаза словно песка насыпали.

Отправляясь по утрам к реке, Айями надевала портупею с ножнами. Хоть улицы и освещались, но четверть пути от набережной до дома пролегала по темным дворам и закоулкам. Но сегодня Эммалиэ сказала:

— Пока обыски не закончатся, стилет не носи. Неизвестно, какими полномочиями наделены патрули. Вдруг остановят, и удостоверение им не указ?

Айями катила тележку осторожно, выбирая тропинки поукатаннее. Посматривала по сторонам и глядела под ноги, боясь увидеть красное пятно на снегу или убитого. Но ни тел, ни крови, ни преследователей не встретилось. Такое впечатление, что город пережил повальную облаву между делом и улегся досматривать прерванные сны. Окна темны, повсюду тишина.

Тихий стон послышался на грани слухового восприятия, и Айями насторожилась, замедлив шаги. Машинально сунула руку за пазуху и чертыхнулась: сегодня она не надела портупею.

Опять раздался стон, от которого сердце ухнуло в пятки. Бежать бы отсюда со всех ног, но тележку не бросишь, да и бидон с водой жалко.

Стон повторился совсем близко, за сугробом возле дома. Не стон, а плач — тонкий, отчаянный, с хрипами. Так хрипело в груди у Люнечки, болевшей бронхитом.

Поставив тележку, Айями осторожно приблизилась. Вряд ли за сугробом прячется бандит. Бандиты не плачут жалобно, словно в беспамятстве.

В углу, между стеной дома и спуском в подвал, забился человек. Сидел на корточках, сжавшись. На голове грязный капюшон, вокруг шеи намотано тряпье, руки спрятаны в карманах засаленной куртки. Айями могла бы пройти мимо. Сделала бы вид, что не расслышала бессвязных стонов и не повстречала никого по пути с речки. Но вместо этого тронула сидящего за плечо.

— Эй, слышишь меня?

Он поднял мутные серые глаза. Молодой, безусый. Не старше брата, а быть может, моложе. Не ответив, мелко задрожал и уткнул голову между коленями.

— Вставай, замерзнешь, — затеребила Айями, но незнакомец не отреагировал. Пришлось чуть ли не силой поднять его на ноги. А что делать с тележкой? И парня, и бидон Айями не дотащит.

Вода, набранная из реки с большой аккуратностью, вылилась с бульканьем на снег.

— Обопрись на меня, — велела Айями, забросив руку парня на свою шею. Поддерживая его за бок, Айями волочила пустую тележку, как назло цеплявшуюся за снежные колдобины и замедлявшую движение. Юноша едва переставлял ноги, но был худ, легок и ростом чуть ниже Айями. Каждое движение давалось ему с трудом и сопровождалось стоном или мычанием. Голова моталась, похоже, незнакомец не соображал, куда его тащат, кто тащит и зачем.