Небо и земля. Том 1

Хол Блэки

И Айями поступила по-женски мудро: первой пошла навстречу.

— Думаешь, я прыгаю от радости, работая переводчицей? — уселась рядом, принеся миску с кашей. — Будь моя воля, никогда бы не нанялась к даганнам. По весне опять пойду на рынок. Начнется новый сезон, вдруг деревенские возьмут? У них дел невпроворот, и лишние руки пригодятся. Глядишь, и в стране дела пойдут на лад.

— Не верю я, что к весне образуется, — ответил Айрамир, хмурясь. — Мы давно проиграли, а эти гады не уходят с нашей земли. Заняли Алахэллу и другие города и стали новой властью. Пусть бы топали домой, а мы и без них определимся, как нам выжить.

— А я

надеюсь, что жизнь наладится. Даганнам выгодно, чтобы мы выплачивали контрибуцию. Если Амидарея перестанет существовать, то не покроет ихние потери в войне. Вот увидишь: зима закончится, и всё изменится. В лучшую сторону, — сказала убежденно Айями.

— Всё равно не верю я сволочам. И риволийцам тоже не доверяю.

— А риволийцы причем?

— Не при чем, — буркнул Айрамир. — В том-то и дело, что будто бы не при чем. Союзнички вшивые…

Каркас с панцирной сеткой заволокли в квартиру и, после того, как Люнечка уснула, занялись уборкой. Передвинули буфет и печку, разобрали самодельное ложе, и парень взялся за изготовление подпорок для кровати. Морщился, потому что отдавало в плечо, но терпел. А потом приноровился одной рукой держать доску, а другой — обтесывать.

— Эх, лепота, — сказал, покачав сетку. — Отрублюсь сном младенца. В последний раз спал на мягком… — он задумался, — до войны. У нас с братом были отдельные комнаты. Меня бесило, что его комната больше моей, а он поставит щелбан и смеется: "Сначала дорасти до царских хором".

— Домой не тянет? — спросила Айями, сметая стружки в кучку. Угол комнаты зиял чернотой отсутствующих досок на полу, давным-давно ушедших на растопку.

— А кто там ждет? — отозвался Айрамир, прицениваясь на глаз — одинаковы ли по высоте обтесанные чурочки. — Я теперь как перекати-поле. Сегодня здесь, а завтра там.

За уборкой Айями поведала об общественном устройстве Даганнии, почерпнутом из бесед с Имаром. Изложила поверхностно и скудно, потому что вдруг показалось: подробный рассказ обнажит личное перед злыми нападками. Имар ей доверял. Он с гордостью повествовал о своей родине, зная, что Айями отнесется с пониманием и без ехидства.

— Даганны живут кланами в городах… — наморщила она лоб, вспоминая. — Название такое… непроизносимое. Поклоняются разным началам: земле, воде и воздуху. Олицетворения этих начал — разные звери и птицы.

— Дикари и людоеды, — высказал мнение Айрамир. — Надень на них набедренные повязки, дай копья, и они начнут плясать у костра с завываниями.

— Их клановые знаки выглядят впечатляюще. Не каждый художник нарисует картину правдоподобно, с мельчайшими подробностями.

— Тоже мне живописцы, — фыркнул парень. — Ваяют на своих телесах львов и змей, но ни один гаденыш не подставил зад, чтобы заполучить морду козла или коровы. И знаешь, почему? Потому что они считают себя победителями. Хотят быть быстрыми, ловкими и жестокими. А на деле такие же люди, как и мы. И при правильном подходе превращаются в неотесанных варваров. Жрут сырое мясо и стоят на четвереньках.

— Фантазер, — ответила Айями ему в тон.

— Правду говорю. У нас на фронте было развлечение — держать пленных в клетках. Правда, гады бились до последнего издыхания, предпочитая смерть. Зато уж если удавалось живьем схватить, мы воспитывали их по полной программе.

— И? — похолодела Айями.

— Что "и"? Клетки — они для зверей. Тех сажают на цепь, наказывают и бросают объедки.

— Неправда!

Не может быть. Гордость не позволила

бы Имару терпеть унижения. И господину А'Вечу. И В'Аррасу. И другим даганнам. Нет причины, которая бы сломила их дух. Или есть? Наверное, пытки — изощренные и безжалостные. Нет уж, лучше хику, чем истязание тела и духа. Неужели амидарейцы способны на бесчеловечные и жестокие поступки?

— Защищаешь гадов? — прищурился Айрамир. — Думаешь, они честнее и справедливее нас? Они вытворяли такое, что и в кошмарах не приснится. Я бы рассказал, да тебя вырвет.

— Прекрати! — осадила Эммалиэ. — И мы хороши, и они. Но когда-то нужно остановиться.

— Мы начали войну. Из-за наживы! — воскликнула Айями.

— Нет, даганские сволочи первыми напали на нас, — ответил убежденно парень. — Перешли ночью границу и подло атаковали спящие города.

Айями посмотрела беспомощно на соседку. Чья правда правдивее?

— Не пойму, ты им сочувствуешь, что ли? Твой муж погиб на войне. Мой отец и брат убиты от рук гадов, которые ходят по улицам твоего города как у себя дома. А ты проснешься завтра утром и пойдешь на работу, и будешь перед ними пресмыкаться. И так изо дня в день. А они будут похохатывать, вспоминая, как пытали твоего мужа перед смертью. Как выкололи ему глаза, как раздробили кости на ногах, как отрезали ему…

— Хватит! — прикрикнула Эммалиэ. — Не желаю об этом слушать!

Некоторое время они молчали, занявшись каждый своим делом. Айрамир поменял лучину, бросив обгоревшую щепу в топку печи.

— Даганны живут в согласии с природой и черпают из неё силы, — неожиданно подала голос Эммалиэ. — Издавна они считались кочевым народом. Охотники, скотоводы… Но есть и земледельцы. Так что ритуальные танцы у костра — не пережиток, а древняя традиция. Даганны верят в духов и в бесов.

— Я же говорил, одичалые недоноски, — буркнул юноша, обстругивая последнюю чурку для кровати.

— Кочевники на машинах, — хмыкнула Айями.

— Так оно и есть, — согласилась Эммалиэ. — Лет тридцать назад Даганния была малоразвитой страной. В нашем понимании, конечно же. Думаю, даганнов вполне устраивала их жизнь. А вот наше правительство — нет. Точнее, Амидарее не давали покоя запасы месторождений на территории варварской страны. И тогда наше руководство, установив добрососедские отношения, взялось за техническое развитие Даганнии. Помогало с индустриализацией в обмен на природные ресурсы.

— Но почему отношения прекратились?

— Из-за глупости и завышенного самомнения амидарейцев. Нужно относиться с уважением к обычаям чужой страны, пусть она отсталая и дикая. А у нас в народе гуляли анекдоты о примитивности и тупости даганнов. На одном из приемов наш министр высказался скабрезно о консуле Даганнии. На эту тему родилась байка, будто бы министр, зажав нос, сказал: "Что-то смердит сегодня навозом". Над его шуткой посмеялись, а даганны оскорбились и объявили о разрыве дипломатических отношений. Враз и недолго думая. Наше правительство поначалу отреагировало снисходительно, мол, дикари никуда не денутся. А потом забегали. И извинялись, и призывали к сотрудничеству, и угрожали, а даганны — ни в какую. Выдворили амидарейских дипломатов из страны и закрыли границу. Вроде как продемонстрировали характер. Наше руководство тоже обиделось. В развитие отсталой страны вложили достаточно денег, а даганны отказались возвращать инвестиции. С тех пор меж нашими государствами глухая стена. Словно бы и нет соседей на юге, лишь степи и горы.