Небо и земля. Том 1
Шрифт:
Не сразу её дыхание участилось, а рот приоткрылся. И первый стон слетел с губ.
Теперь не упустить момент и подталкивать — настойчиво и деликатно. Быстрее и медленнее. Мучить лаской и грубо мять.
Нет большего удовольствия, чем наблюдать, как женщина подается навстречу, прогибаясь в спине. Как она обхватывает ногами и надавливает пятками: скорее, скорее… Как с силой притягивает к себе за шею и ерошит волосы… Вот будет смех, если дёрнет, ухватив короткий ёршик. А что, женщины в порыве страсти и не такое
А когда страсть достигает пика, она судорожно цепляется за Веча, а затем обессилено откидывается на спину, дыша как бегун после забега.
Да, забег стал долгим, но плодотворным. Достаточно результативным, чтобы самодовольно усмехнуться и завершить свои усилия тем, в чём, собственно, и состоит предназначение мужчины в паре.
Насвистывая, Веч собирал разбросанную по кабинету одежду. Фыркнул, подняв китель, и встряхнул от пыли.
И её вещи, брошенные у двери, сграбастал. Отнес к тахте, старательно пряча ухмылку.
Она лежала, поджав ноги к груди, и молча наблюдала за перемещениями Веча.
Раскраснелась — ему в плюс. Смутилась, встретившись взглядом, — тоже в плюс. Не отвернулась — третий плюс.
— Почему у меня слипаются глаза, а у вас — нет? — спросила, зевнув.
— У тебя. Ты сказала: "а у вас — нет". Не " у вас", а " у тебя", — ответил он, заправляя рубаху в брюки. — Так и должно быть. Ты — женщина, я — мужчина.
— Покажите ваш клановый знак.
— "Покажи". Повтори.
— П-покажи… Пожалуйста, — обращение на "ты" давалось ей нелегко.
Веч стянул рубаху и повернулся спиной.
— Можно… поближе? — спросила она неуверенно.
Можно и поближе. Сесть на корточки и жмуриться, чувствуя, как порхают по лопаткам прохладные пальцы.
Она осторожно притронулась к старому шраму от осколочного ранения, полученного в сражении у Полиамских гор, и отдернула руку.
— Красивый зверь… Кто это?
— Снежный барс.
— Земной круг.
— Он самый, — ответил сварливо Веч и сам не понял причину раздражения. — Откуда знаешь?
Она замялась.
— Господин Л'Имар рассказывал.
— Забудь о Л'Имаре. Теперь рассказывать буду я.
— А как же разговорный даганский? — растерялась она.
— Будешь разговаривать со мной.
— А технические термины?
— Переведу и объясню.
Она моргала удивленно, но промолчала, не найдя, что ответить.
Поднявшись с корточек, Веч направился за кителем, оставленным на столе, и обернувшись, увидел, что она задремала, пристроив голову на подлокотник и свесив руку.
Завернув рукав рубахи по локоть, Веч сравнил руки: свою — смуглую, с черными волосками и рельефом мышц, и её — светлую, с ниточками тонких венок и редким золотистым пушком. Кисть узкая, без украшений, пальцы тонкие, но не костлявые. А вот кожа обветренная, с заусенцами у ногтей.
Укрыв спящую кителем, Веч вышел на
— Иди сюда, — поманил Арраса. — Только не ори.
Тот поднялся из-за стола и молча откозырял.
— Найди подушку и одеяло. Немедленно.
Бровь Арраса поднялась и опустилась.
— Будет исполнено, — отрапортовал бесстрастно, и Веч, с беспокойством оглянувшись, погрозил помощнику кулаком.
— Сказал же, не ори.
Аррас не подвел. Как пить дать, джинн. В его закромах чего только нет. Через пять минут принес запрошенное. Правда, пододеяльник с наволочкой остро пахли хозяйственным мылом, и, по всей видимости, подушку с одеялом несли по улице, потому что они успели пропитаться морозцем.
— Согреть. Быстро, — приказал Веч. — На будущее иметь в кабинете дежурный комплект.
— Так точно.
— Ух, я тебя! Сбавить громкость, что ли, не можешь?
Не пригодилось одеяло, и подушка не понадобилась. Едва Веч попытался подсунуть её под голову, как амодарка подскочила, не узнав спросонья интерьер.
— П-простите, я больше не буду.
— Забыла? Мы перешли на "ты".
— Да-да, конечно, — закивала она, собираясь в спешке.
Веч сел рядом. Тахта, развернутое одеяло с подушкой и растрепанная полуодетая амодарка создавали иллюзию домашнего уюта. Хотя нет, в казенных стенах любой маломальский уют становится уродливым и не к месту. А вот в гостинице, в постели Веча… Когда-нибудь она окажется там.
— Не торопись, — сказал он. — Помедленнее.
Её руки, натягивающие колготки, дрогнули, а щеки залились румянцем.
Вечу нравилось её смущать. Однако требовалось кое-что прояснить.
— Если эчир не согласится тебя уступить, я убью его в поединке.
Веч не стал уточнять, что ни один доугэнец не отдаст свою женщину сопернику. Такой "подарок" приравнивается к бесчестию, поэтому смерть предпочтительнее. По традиции мужчины выясняют отношения, схлестнувшись в драке без правил.
Амодарка промолчала, и он истолковал заминку по-своему.
— Вчера я сказал, что не трону его. Я беру своё слово назад.
Вот так. Пернатому конец.
Конец приключился бы утром, но сначала вернувшийся из командировки родственничек вылез некстати, а потом помешала диверсия на насосной. Но завтра однозначно будет потасовка. Один на один. На ножах.
Веч любил драки. И трибунал его не пугал. Чему быть, того не миновать.
Обычаи будут соблюдены: церемониальное уведомление о споре за женщину, переговоры и попытки мирного решения конфликта, вызов на бохор* в присутствии свидетелей, и, собственно, поединок. Победит сильнейший. Суд командоров пойдет навстречу герою войны. Сохранит жизнь, но разжалует и отберет награды. Или лишит клана, срезав знак со спины, и отправит в пожизненную ссылку в родной церкал* проигравшего лейтенанта.