Небо моей молодости
Шрифт:
Все это произошло в считанные секунды. "Лайтинги" прекратили огонь.
Воздушный бой с союзниками, по оценке наших летчиков, был для них самым памятным и самым каверзным. Капитан Панин назвал его игрой в кошки-мышки: "Они гоняются за нами, а мы увертываемся, и непонятно, почему на их пулеметные очереди мы должны были отвечать реверансами..."
Когда наши самолеты приземлились, все бросились к машине Колдунова. Пилотам хотелось узнать, как это ему удалось прекратить атаки американских "лайтингов". Капитан Панин - тот прямо спросил:
– Колдун! Ты английский знаешь?
– Нет.
– А как же разговаривал?
–
Панин прервал Колдунова:
– Подожди. Уточним перевод летного языка. Значит, ты сказал приблизительно так: "Босс, ты дурак - соображать надо!"
– Ну... примерно, - улыбнувшись, согласился Колдунов.
– А если бы он не понял?
– спросил Панин.
Колдунов подумал немного и ответил:
– Жить захочешь - поймешь!
Больше вопросов у Панина не было, и он обратился ко всем присутствующим:
– Ребята, качнем Колдуна!
Саша снова оказался в воздухе...
С тех пор прошло много лет. Оценим по достоинству подвиг Колдунова. Представим себе такую ситуацию: нашим летчикам не удалось разъяснить сложившуюся у города Ниш обстановку, и они продолжали бы штурмовать корпус генерала Котова. Пришлось бы поднять в воздух полк, а то два-три, и тогда доброй половины "лайтингов" на базе близ города Бари наши союзники не досчитались бы...
После расследования этого происшествия представитель американской стороны принес командованию фронта извинения за инцидент, выразил соболезнование по поводу погибших. Он пояснил, что ведущий "лайтингов" спутал в полете ориентиры и принял колонну нашего корпуса за немецкую.
Колдунова, проявившего смелую находчивость в сложной обстановке, командование наградило орденом Красного Знамени. А кто из наших пилотов сбил те "лайтинги", мне так и не удалось установить. Летчики как воды в рот набрали...
Понятно, была комиссия по расследованию, мы с Колошиным тщательно осмотрели место падения одного из "лайтингов". Выставили часовых. Обломки американского самолета лежали разбросанными от сильного удара на большом расстоянии. Я поднял тот предмет, который искал, - катушку с намотанной картой. Она была отпечатана на шелке и хорошо читалась. Красная черта, нанесенная на карту, обозначала маршрут полета. Он начинался от города Бари и заканчивался в нашей Полтаве, где американские самолеты получали обслуживание для обратного полета. Мы обратили внимание на то, что два югославских города, Приштина и Ниш, были отмечены на карте особо. Обычно так делается летчиками, отмечающими цель. Приштина была занята гитлеровцами, освобожденный город Ниш лежал строго по линии маршрута на северо-востоке, в восьмидесяти четырех километрах от Приштины. Колошин в прошлом был отличным штурманом. Глядя на меня, он только с удивлением развел руками...
Забегу вперед в связи с этим случаем. Когда закончилась война, я и генерал-лейтенант авиации О. В. Толстиков получили новые назначения. Генерал Судец пригласил нас на прощальный ужин. Приехал и маршал Ф. И. Толбухин. Он тоже решил проводить нас и за хорошую службу объявил благодарность.
За столом, помню, возникла беседа о прошлых делах. Федор Иванович, вспоминая бои в Югославии, обратился ко мне:
– Помните, Борис Александрович, встречу с союзниками?
Я сразу догадался, о чем
– Ее трудно забыть, Федор Иванович.
– Вот, вот! Какой прекрасный был командир генерал Котов. Сплоховали вы в тот раз...
С Сашей Колдуновым связано много острых и сложных случаев от начала и до конца его участия в минувшей войне. Но пусть читатель не думает, что летчику Колдунову уделяется особое внимание. В дивизии блестящими воздушными бойцами были многие. Ну хотя бы лейтенант Николай Посуйко. В первых числах октября 1944 года он вылетел на охоту, возглавляя звено истребителей. Заглянул на аэродром противника в районе Кралево и увидел, что из одного ангара немцы выводили самолет. Посуйко удивился: как так - стоит отличный аэродром с ангарами, а боевых машин на поле нет. Куда же они девались? Другой, возможно, и улетел бы, глядя на опустевший аэродром, но Посуйко обратил внимание на то, что по его самолету начали строчить "эрликоны". Значит, в ангарах что-то есть? Так оно и было. Через считанные минуты после второй атаки наших истребителей один из ангаров пылал, объятый пламенем. Загадка эта разрешилась потом, когда городок Кралево был освобожден от гитлеровцев. Оказалось, что немцы не могли рассредоточить самолеты по всему аэродрому - слишком активны были действия югославских партизан - так что пришлось заводить самолеты в ангары и держать их под усиленной охраной.
А в том полете лейтенант Посуйко на разгроме ангаров не успокоился. По дороге в направлении города Митровец, на железнодорожной станции Казмовцы, его группа обнаружила эшелон, который загружался для отправки. Уже и паровоз стоял под парами. Решили атаковать. В результате четыре вагона с боеприпасами взорвались. И все это было за один вылет! Умело использовали летчики свои боевые возможности.
Незадолго до окончания войны Николай Посуйко был сбит. Тяжело раненный, на горящем самолете он сумел приземлиться без шасси. Только случайность помогла летчику. Подоспевшие бойцы вытащили его из кабины самолета. Обгоревший, потерявший много крови, он был доставлен в госпиталь. Богатырское здоровье помогло Николаю выздороветь и снова вернуться в полк.
Героизм, находчивость, умелые действия проявляли летчики нашей дивизии ежедневно. Конечно, удачи приходили не сами по себе. Помню, как труден был Югославский театр военных действий: горный рельеф местности, во многих местах покрытый лесами, изменчивая погода, отсутствие точной линии фронта, выгодные позиции противника для обороны и сложные для наступающих войск - все это требовало тщательной подготовки. И летчики нашей истребительной авиадивизии были вполне готовы к любым неожиданностям боевых будней.
Вспоминаю перебазирование на островную площадку под названием Темисезигет. После сильных дождей раскисший грунт предельно затруднял полеты, и я тогда решил проверить, насколько возможно использовать ту площадку для работы.
Подлетаю. Связываюсь с командным пунктом. Получаю ответ:
– "Сокол-1"! Посадка опасна. Приземляйтесь на бугорок, но учтите, сильный боковой ветер...
Смотрю на спасительный клочок земли. На него дай бог приземлиться на связном самолете, а я как-никак на боевом. Рассчитываю так, чтобы после приземления выкатиться на тот бугорок, и все же перед самой остановкой машина чуть не клюнула носом. Значит, решаю, посадку произвести все-таки можно, но как взлететь? Словом, стоим, гадаем с командиром полка, а тут дежурный телефонист уже второй раз подбегает: