Небо над бездной
Шрифт:
Автомобиль подъехал к подъезду. Была глубокая, холодная, непроглядная ночь. Подморозило. Лед хрустел под ногами.
Дома все спали. Профессор на цыпочках прошел в лабораторию, зажег керосинку.
В двух отдельных банках обитали молодые крысы, однояйцевые близнецы, для удобства названные X и Y. Несмотря на абсолютную идентичность, они отличались по характеру и темпераменту. Х был агрессивный, хитрый, прожорливый. Y добродушный, общительный, любопытный. Обоим профессор ввел вытяжку из гипофиза старой крысы, умирающей от атеросклероза. Такая прививка в семи случаях
Через пару недель у Х и Y отчетливо проявились ожидаемые признаки. Пять суток назад близнецы получили вливание препарата. Профессор почти не удивился, обнаружив, что Х издох, а Y поправляется. Кормушка и поилка пусты. Аппетит отличный. Шерсть вылезла, но кожа стала эластичней и глаже. Реакции живые, бойкие. Трепетали розовые ноздри, жадно принюхивались к холодному ночному воздуху, льющемуся из открытой форточки. Рубиновые глазки блестели, с любопытством глядя на профессора.
Вуду-Шамбальск, 2007
Утро было пасмурным, тихим, без ветра и снега. Соня села вперед, Диму заставила улечься на заднее сиденье и поспать. У Фазиля в багажнике нашлись подушка и плед. Дима не ожидал, что заснет мгновенно. Ему казалось, он только закрыл глаза и сразу открыл, а джип уже въехал в ворота. Эти два часа крепкого сна были весьма кстати. Он окончательно пришел в себя после тяжелой странной ночи и бурных утренних переживаний.
По дороге к лабораторному корпусу и в самом корпусе не оказалось ни души, никого, кроме Орлик. Она в своем кабинете возилась с какими-то черепками.
– Скажи, что ты делал ночью? – спросила Соня, когда они остались вдвоем в лаборатории.
– Я залез в твой ноутбук, – честно признался Дима. – Агапкин попросил меня прочитать все, что он тебе туда закачал.
Она не удивилась, не рассердилась.
– Бедняга, там такая сумасшедшая путаница, клубок проблем, вопросов без ответов. Понял что-нибудь?
– Разумеется, нет. Но я стараюсь. Я успел прочитать не больше трети, там очень много всего. Скажи, ты веришь, что Хот не изменился с 1913 года, что это тот же человек?
– Не знаю, человек ли, – задумчиво произнесла Соня. – Вот мы сейчас и посмотрим.
– Не человек? Что ты имеешь в виду?
– Есть такое понятие в биологии – химерный организм. Часть клеток содержит измененный ген. Искусственно измененный. Вот только кем и зачем?
Пока они говорили, она успела достать из холодильника пробирки с образцами крови и включить микроскоп.
– Это возможно определить сразу? По крови? – спросил Дима.
– Не знаю. Подожди. Молчи, не сбивай меня. – Она нервно заметалась по лаборатории, открывала шкафы, распечатывала какие-то упаковки.
– Но если, допустим, все правда и он живет лет триста, зачем ему паразит? – пробормотал Дима.
– Триста, четыреста ему мало. Как сказал Федор Федорович, господин Хот бесконечно жаден. И он готов рисковать потому, что он бесконечно самоуверен. Но тут есть противоречие. Если он самоуверен, почему он постоянно пытается доказать свое превосходство?
– Я молчу, это ты говоришь.
– Надень, пожалуйста, – она положила перед ним упаковку с защитной маской, – достань из шкафа перчатки, халат и шапочку. Там должны быть любые размеры. Найди подходящий и надевай.
– Зачем?
– На всякий случай. Я сейчас раскупорю эти чертовы пробирки. Мало ли, какая дрянь может оказаться в крови, с которой я буду работать? Лучше перестраховаться.
– Ты хочешь, чтобы я тебе помогал? – удивился Дима.
– Только этого не хватало! Вот, спиртовку разожги и сядь сюда, посиди смирно и помолчи. Ничего не трогай. Так. Экспресс-анализатор отличный, ох, какие гениальные у нас приборы. Всю жизнь мечтала поработать с такими приборами. Ну, что скажешь, мой умный друг?
– Что скажу о чем? – спросил Дима.
– Извини, я не с тобой разговариваю.
– А с кем?
– С анализатором. Показатели вроде бы в норме. Как там писал революционный поэт? «В наших жилах кровь, а не водица…» Эритроциты, лейкоциты, тромбоциты. Ци-ты-ци-ты, фу-ты, ну-ты, аты-баты, шли солдаты. Замечательно. Ретикулоциты. Шли солдаты на войну. Гемоглобин высокий. То есть практически фетальный гемоглобин. Ладно, дружок, пока работай, посмотрим, что там у нас с окрашенными мазками.
– Что такое фетальный? – спросил Дима.
– Как у плода, до рождения.
– Ты всегда разговариваешь с приборами?
– Мг-м. Отстань, пожалуйста.
Дима вздохнул, минут десять молча наблюдал, как она возится со стеклышками, палочками, пробирками, пипетками. По мониторам бежали цифры, буквы, ползли разноцветные кривые графиков. Соня бормотала, напевала, вдруг резко крутанулась на табуретке, описала полный круг и тихо воскликнула:
– Оба-на!
– Что?
– Макс не соврал. Видишь картинку на мониторе? Синюшно-красные пятна – эритроциты. Лиловые сгустки внутри видишь? Это ядра. Ядра, понимаешь? Не понимаешь. Ладно, сейчас объясню. Эритроциты – красные кровяные клетки. У здорового взрослого человека ядер в них нет. Ядро – признак незрелости эритроцитов. У крокодилов, змей, ящеров эритроциты незрелые. Возможно, у динозавров тоже были незрелые. У человека – только в эмбриональном состоянии и в первый день жизни. Еще при разных тяжелых патологиях, при анемиях, некоторых лейкозах. Но в крови здорового человека эритроцитов с ядрами не бывает никогда. Между тем очевидно, что господин Хот здоров.
– А вдруг у него лейкоз? – осторожно предположил Дима.
– Мг-м, погибает, бедняжка. Нет, Дима, нет. Макс онколог, уж он бы знал и сказал бы мне. Хот здоров. Вероятно, какая-то мутация, врожденный дефект генного кода. Незрелые эритроциты живут значительно дольше зрелых. В принципе это может стать одной из разгадок аномально долгой жизни всего организма. Дима, давай мы с тобой покурим, и все.
– Что – все?
– Я буду дальше работать, а ты меня не отвлекай.
– Я тебя отвлекаю? Я сижу тихо, как мышь, ни слова не сказал.