Небо над бездной
Шрифт:
Позже, во время ужина в кафе возле кинематографа, Федор узнал, что это не просто старушка, а тоже гуру, близкая подруга покойной Блаватской, некая мисс Купер, родом из Америки.
Ужин проходил в отдельном зале. Стол был накрыт невиданными яствами. Жаренные целиком молочные поросята и осетры, серебряные вазочки с черной и красной икрой, кулебяки, расстегаи. Тут же в зале стоял настоящий мангал, на углях с шипением подрумянивались шашлыки. Два толстых повара летали, как белые воздушные шары по маленькому залу, от стола к мангалу, от мангалу к огромному самовару. Вокруг самовара на белых
Собрались все, кто участвовал в балете, включая пианиста. В обычной одежде они выглядели вполне нормальными людьми, только лица оставались мрачно напряженными. Князь восседал во главе стола. По правую руку от него трясла кудряшками мисс Купер. По левую он усадил Федора, налил ему полный стакан водки.
– Пей, дорогой, у тебя был тяжелый день, тебе нужно расслабиться.
– Спасибо, я не пью, – Федор вежливо отстранил его руку со стаканом.
– Пей, я сказал, – князь опять поднес стакан к его губам и грозно вытаращил глаза.
– Не буду, – Федор накрыл стакан ладонью и попытался с силой придавить его к столу, вместе с рукой князя.
Князь не ожидал этого, стакан выскользнул на пол, водка разлилась по ковру.
– Если вы не прекратите, я встану и уйду, – быстро прошептал Федор князю на ухо.
За столом все молча смотрели на них. Только повара продолжали бесшумно летать, а старушка придвинула к себе вазочку с паюсной икрой и принялась поедать ее ложкой, иногда закусывая кусочками хлебного мякиша.
Князь еще минуту таращился на Федора, потом взял чистый стакан и наполнил его, но уже не из бутылки, а из графинчика, стоявшего возле его тарелки. Федор обратил внимание, что и себе князь наливал из графинчика.
– Пей! – громко, грозно приказал князь.
Стакан опять оказался у губ Федора.
– Не буду! – повторил Федор.
Он хотел подняться, но князь под столом наступил ему на ногу и прошептал:
– Это вода, дурак, понюхай.
Правда, в стакане была вода. Федор выпил. Князь тут же сунул ему в рот кусок копченой семги.
– Теперь все пьют и едят. Благословляю трапезу сию, – торжественно объявил князь.
Послушно застучали ножи и вилки, но никто так и не произнес ни слова. Князь встал, подошел к самовару, наложил в тарелку сладостей, вернулся к столу и поставил эту тарелку перед полной астматической дамой.
– Ты будешь кушать это.
– Учитель, мне нельзя сладкого, – робко произнесла дама.
– Из моих рук можно все. Кушай, не бойся.
– Да, учитель, – дама принялась ковырять вилкой кубик лукума.
Князь отечески потрепал ее по щеке, подошел к тощему маленькому мужчине и придвинул ему тарелку с селедкой.
– Учитель, мне нельзя соленого, у меня больные почки.
Следующей оказалась маленькая юная барышня с личиком грустного мопса. Перед ней князь поставил тарелку с ломтями сала и налил полный стакан вишневого ликеру.
Так он обошел всех, потчуя каждого тем, что этому человеку нельзя или чего он терпеть не может, придумывая тошнотворные сочетания вроде селедки с вареньем или лукума с икрой. Особенно нравилось ему поить крепким спиртным непьющих. Ученики говорили на разных языках, на русском, английском, французском
Вернувшись на место, князь принялся за еду. Ел он много, жадно, неряшливо. В утробе его исчез небольшой осетр, почти целиком, половина поросенка, две палки шашлыку, гора овощей, гигантские букеты зелени. Все это он запивал водой из графинчика, иногда вином. Впрочем, Федор успел заметить, что в бутылках, из которых подливал себе князь, был то ли сок, то ли компот.
– Вы не лопнете? – осторожно спросил Федор, увидев, как с очередной тарелки исчезают приторные восточные сладости.
– Не волнуйся, дорогой. Я много энергии трачу, мне нужно хорошо кушать.
– Скажите, что вы с ними делаете? Зачем вам это нужно? Зачем это им?
Князь повернул к Федору лоснящееся, красное лицо. Усы слиплись от жира, на них висел листик петрушки.
– Запомни, дорогой. Каждый делает, что хочет. Никто не может ему помешать. Но люди не умеют хотеть. Я учу их понимать себя и свои желания.
Барышне-мопсу стало плохо. Она сползла со стула и калачиком свернулась на ковре. Федор подошел, поднял ее. Она что-то лопотала по-английски, прижимая ладонь к правой стороне живота. Скорее всего, ее мучила печеночная колика. Пианист тоже свалился, стал дергаться и задыхаться. Пожилой маленький мужчина пополз на четвереньках, пытаясь поймать за подол платья молодую рыжеволосую женщину, которая с пьяным хохотом скакала и увертывалась от него.
– Нужно вызвать карету «скорой помощи», да не одну, – сказал Федор, вернувшись к князю.
– Ничего не нужно, дорогой, – князь вытер салфеткой жирные усы, поднялся и трижды оглушительно хлопнул в ладоши.
Звон прошел по маленькому залу. Смолкли всхлипы, стоны, пьяный хохот. Через пару минут все, включая барышню-мопса и тощего пианиста, смирно сидели на своих местах и с выражением рабской преданности смотрели на учителя. Только старушка мисс Купер уютно дремала в уголке, в пухлом кресле.
– Мало у кого из людей есть душа, – негромко произнес князь, – ни у кого нет души от рождения. Душу надо приобрести. Те, кому это не удается, умирают. Атомы распадаются, ничего не остается. Некоторые приобретают душу лишь частично, и тогда они подвергаются чему-то вроде перевоплощения, что позволяет им продвинуться вперед. Лишь немногим удалось достичь бессмертия души. Но таких всего несколько человек.
Ученики слушали, затаив дыхание. Федор уже заметил, что понимают по-русски далеко не все. Среди двенадцати учеников были англичане и немцы. Точного соотношения Федор пока не определил.
Князь сделал очередную паузу, поработал глазами. Выпученный, налитый кровью взгляд завораживал учеников. Они сидели смирно и почти не дышали.
– Женщины могут приобрести настоящую душу лишь в контакте и сексуальном единстве с мужчиной, – произнес князь, громко рыгнул и сел.
Пиршество продолжилось. Опять прилетели белые повара, на столе появились медные открытые кофейники, маленькие чашечки. Князь пил крепчайший турецкий кофе, курил и больше ничего не ел, кроме гущи, которую выгребал ложкой со дна каждой выпитой чашки.