Небо над океаном
Шрифт:
Я хотела позвонить отцу и все рассказать, но боялась. Что бы он мог сказать? Он мог наорать и добавить, что я слишком доверчивая. А чтобы сказала бабуля? Бабуля сказала бы, что я никогда не при каких обстоятельствах не должна сдаваться. Даже если против меня будет целый мир. Сейчас против меня была Катя с которой я старалась подружиться. Она только делала вид, что дружила.
Я решила дождаться следующего автобуса, встретиться с Джексоном и рассказать, что записка улетела в далекие края.
Глава 25
Сказать, что я чувствовала себя отвратно — ничего не
Я думала, зачем она могла это сделать и винила только себя. Нужно было сказать ей твердое, решительное «нет». Но я так не сделала, думала, что в новой школе у меня будет подруга.
Маршрутный автобус тащился, как черепаха, а когда мы подъехали — несколько раз рыкнул, выпуская черную струю дыма из выхлопной трубы. Двери со скрипом открылись, я вышла из пазика и огляделась. Джексон жил через дорогу. Идти никуда не надо, от этой мысли стало даже теплее.
Дом у него, как произведение искусства. Именно такие дома я видела на обложке журнала «Интерьер и Дизайн». Двухэтажный коттедж окруженный невысоким забором. Даже в лучах заходящего, осеннего солнца можно сказать, что за его каменными стенами уютно и тепло. В некоторых окнах горел томный свет, за нежной тюлевой занавеской я видела, как в окнах второго этажа мелькали тени. Я подумала о том, что эти тени могли принадлежать мужчине и женщине, родителям Джексона.
Когда мы с отцом планировали переезжать у нас было всего два варианта. Первый — это на другом конце города, где до школы добиться в лучшем случае час. Второй — в котором мы живем. Перед переездом мне нравилось листать журналы о доме, саде, современной отделке. Я с интересом рассматривала загородные домики в разных стилях. Мне нравились необычные стили: лофт, авангард, экодом с плоской крышей. Но ни к одному из перечисленных стилей наше новое жилище не относилось. Был огород, были грядки, возле двора рос боярышник. Обычные пластиковые окошки, отделка из красного кирпича. Пройдешь и не заметишь, что здесь стоял наш с отцом дом.
Я сделала нерешительный шаг вперед. Почти подошла к забору, как неожиданно железная калитка открылась и из нее вышел Джексон.
— Ты что тут делаешь? — он нахмурил брови.
На нем все та же кожаная куртка, модные кеды. Выглядел он классно. Я смущенно, маленькими шагами подошла к нему.
Сначала хотела сказать, что шла, шла и заблудилась, но это бы прозвучало как-то глупо, а потом в один миг я сделала для себя открытие. Я не боялась все ему рассказать.
— Ирина Викторовна попросила передать записку, а она улетела.
— Вот черт! Это химичка. Я контрошу должен был пересдать, второй раз на ее уроке не появляюсь, вот она классуху попросила. Тебя напрягла, — он огляделся по сторонам.
— Записки нет, — мой голос прозвучал все также печально.
— Надо новую накатать и сказать, что ты ее передала.
— Это заговор.
— Заговор против химички, — на лице Джексона появилась легкая усмешка. — Ты лучше расскажи, как сюда притопала?
— На автобусе.
Джексон рассмеялся. У него был красивый бархатистый смех. Я смотрела, на его белоснежную улыбку и мне хотелось улыбнуться ему в ответ.
— Ты отчаянная. Может, бахнем чайку и порубимся в приставку? —
Наверное, об этом мечтала любая девчонка в нашем классе, включая Лебедеву. Джексон пригласил на чаепитие. Мне хотелось прыгать до потолка, но в моей памяти снова всплыла записка. Я должна была ее передать. Как-то неудобно получается. Даже не знала о чем там написано. А Катя знала, она явно успела прочитать до ее отлета в неизвестность.
— Давай в другой раз,
— Погнали, — он взял меня за руку. — Отказов не принимаю. Тем более предки сейчас свалят. У нас будет куча времени, — он весело подмигнул мне.
— Куча времени для чего?
— Для андеграунда. Кстати, можно еще потренироваться.
— На чем тренироваться?
— Вот это хороший вопрос.
Он шире открыл калитку и мы взявшись за руку прошли на территорию Руку я не вырывала. Его ладонь была такой теплой, хоть и немного жесткой. Его пальцы казались грубыми и шершавыми, но это все из-за того, что Джексон играл на гитаре.
— Мой фазер купил рояль. Крутая вещь. Надеюсь, ты оценишь.
— У тебя классный отец и дом красивый, — сказала, когда переступила порог и огляделась. Это была гостиная. Светлая, просторная, стильные кожаные диванчики, белый ворсистый ковер, прозрачная ваза, стоящая на зеркальном журнальном столике и картины в прямоугольных рамках с изображением летающих птиц. Да-да, именно такую гостиную я видела на фотках в журнале.
— Джекки, кто там? У нас гости?
В грудь кольнуло, так больно, будто мне только что наступили на сердце. Все потому что я услышала ее голос. Я знала этот голос с самого детства. Я узнала его бы из тысячи… Что там из тысячи из миллиона других голосов. Она же мне пела и говорила очень ласково.
А потом в гостиной появилась она. Спокойная, уверенная. Казалось она не изменилось, казалось, мы никогда с ней не расставались и виделись только вчера. Она же самая родная, моя мама… Мамочка моя.
Глава 26
Я не помнила сколько времени продолжался наш зрительный контакт. Но казалось, что прошла целая вечность.
Она не изменилась. Все такая же стройная в светло-голубом платье чуть ниже колен. Оно сидело на ней идеально и подчеркивало ее стройную фигуру. Я всегда восхищалась ее грацией, красотой и очень хотела быть похожей нее. Особенно в детстве.
Когда мне было пять лет я любила надевать ее лакированные красные туфли на высоком каблуке, в которых моей маленькой ноге все равно было уютно. Мне нравились все ее платья. Струящиеся, шелковые, всех оттенков фиолетового. Это ее любимый цвет, я об этом знала с самого раннего детства. Когда их с отцом не было дома, незаметно пробиралась к ним в комнату, открывала шкаф и переодевалась в маму.
Мама… Мамочка, как же мы давно не виделись, а я собиралась тебе позвонить. Каждый день хотела набрать твой номер, но никак не решалась.
Она смотрела на меня строго. Я помню это взгляд. Мне было семь и я порвала ее любимые жемчужные бусы, она смотрела на меня точно также.
Тогда чувствовала себя такой виноватой, казалось, что мне нет прощения за содеянное, но ситуацию вырулил отец. Он сказал: «Хрен с этими бусами, они все равно они не нравились». Но они нравились маме. Очень нравились, а я больше всего на свете не хотела ее расстраивать.