Небо нас ненавидит

Накул Александр

— Но вы сами мне запретили к вам приближаться, — и Ладислав щёлкнул по разделявшему их мечу.

— Для мужчин такие запреты значат мало. Есть что-то ещё. Скажи мне, что это.

— Я знаю, что вы не поверите, — ответил Ладислав, — но скажу. Этот вопрос относится к таким, в которых вы ничем не можете мне помочь. Я понимаю, вы мне не верите. Потому что думаете — для вас нет ничего невозможного. Но я живу с такой невозможной вещью. И не могу вас её открыть.

— Ты тайно принял постриг?

— Нет.

Посмотри на мои волосы.

— Соглашаюсь, — Девичьи пальцы перебирали его пряди, а грудь покачивалась почти перед лицом, — Волосы у тебя замечательные. Что же тогда? Ты дал обет?

— Да. Обет безбрачия, пока мне не исполнится двадцать пять.

— Но это обет безбрачия — а не обет воздержания. Или ты не знаешь, чем это отличается?

— Я знаю, чем это отличается. Вы можете считать меня старомодным или святошей. Но прошу — не считайте меня идиотом.

— Я просто предположила. Мужчины порой удивительно наивны… Так что тебе мешает? Я не нравлюсь тебе?

— Ваши слова не имеют смысла.

— Это либо что-то связанное с государством, либо женщина, — Гервёр поджала губы, — Либо, как вариант, женщина связанная с государствам. Я права?

— Допустим, да.

— А в каком из вариантов я права?

Ладислав сглотнул и спросил:

— Ваш отец будет вас разыскивать?

— Мой отец рад, что от меня избавился. Но в бездну отца! Если не смогу помочь, то старый пень уж точно ничем не поможет! Давай, рассказывай, я внимательно слушаю.

Ладислав почти был готов рассказать. Но тут закрыл глаза, увидел Олесса и слова застряли у него в горле.

Она уже в шестнадцать была большой и рыжей, как земля, что её породила. Покатые плечи, сильные руки, большая, заметная даже сквозь платье грудь и круглое, как луна, очень красивое лицо с замечательным носом и выразительными глазами.

Никто не помнил, как она попала в поместье. Кажется, её взяли на воспитание. Но какое воспитание в болотном, заросшем лопухами Томире? Сперва Олесса просто играла с двоюродной и троюродной сестрой. Потом она подросла, сёстры уехали и шаг за шагом она начала терять привилегии.

Очень скоро из маленькой, но госпожи она сделалась важной, но служанкой. И Ладислав был единственный, кто это заметил. Отец, занятый разъездами в столицу и смелыми планами освободительных походов, даже не замечал круглолицую девушку. Ладислав пытался понять, почему и в конце концов решил, что отец пресытился женщинами, и теперь пресыщается властью.

Иногда Ладиславу казалось, что он один во всей марке может её понять. А в тот вечер выяснилось нечто другое. Олесса тоже его понимала.

Он упражнялся в фехтовании с капитаном Бронком. Фехтовального зала в замке, разумеется, не было. Фехтовальный зал в Томирском замке — это всё равно, что щипцы для омаров к томирскому ужину. Они упражнялись неподалёку

от выгона, за конюшнями. Пахло навозом, но Ладислав не обращал внимания. Нужно привыкать, на полях настоящих сражений тоже пахнет навозом — там же конницы целый табуны…

А отец был в столице. Это Ладислав помнил даже слишком хорошо.

Пастырь Оксанд вышел из-за сеновала и зашагал прямо к ним, ни издав ни звука… После освобождения из башни пастор демонстрировал по-настоящему безрассудное бесстрашие. Он был совершенно уверен, что отныне копья и мечи его не тронут и камни не сокрушат.

Бронк заметил его и опустил оружие, чтобы стук деревянных мечей не мешал говорить… Капитан, хоть и чтил новых богов, недолюбливал пасторов, если они были не монахи. Но Оксанда чтил ещё до пострига. Они вместе боролись против Старой Династии — это значило для капитана больше, чем старые и новые боги вместе взятые.

Пастор остановился и сложил руки на груди.

— Ладислав, — произнёс он, — У меня хорошая новость. Твой отец удостоился венца. Он увидит сияние и будет пребывать в Бесконечности!

Ладиславу показалось, что его голова разлетелась на тысячу осколков. Он сжал зубы и очень долго дышал как можно ровнее, из последних сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.

Наконец, он перевёл дыхание и смог спросить сиплым голосом:

— Отчего он умер?

— Его заколол имперский лазутчик, — отчеканил Оксанд, — Есть подозрение, что не обошлось без пособников из числа сторонников Старой Династии. Это, на самом деле, хорошая новость. Но тебе сейчас лучше побыть одному и предаться молитве.

Ладислав со второй попытки вернул деревянный меч в ножны и зашагал прочь, едва разбирая дорогу.

Конечно, это было не обязательно. Но Ладислав всегда убирал в ножны меч, даже тренировочный. Юный наследник был в поместье за главного, пока отец в отъезде. Важно, чтобы слуги и — он соблюдает правила даже в мелочах.

А сейчас Ладислав по-настоящему стал за главного. И от этого было ещё страшнее. Власть давила, и любое неверное распоряжение могло вызвать катастрофу.

А может, отец не умер? Всю ли правду рассказал ему пастор?

Ладислав попытался это рассчитать. Сам Оксанд учил его логике. Но сколько он не размышлял, на ум ничего не шло. Конечно, пастор Оксанд мог что-нибудь перепутать. Но расспрашивать других жителей замка и окрестных деревень бесполезно — они знают ещё меньше, чем он. И даже если сама новость — неправда, он всё равно не найдёт в замке никого, кто знал бы об этом деле больше Оксанда.

Кто знает, до чего бы он дошёл, если по дороге через сад не наткнулся на Олессу. Она как раз подрезала яблоню, но при виде молодого господина отложила нож и подошла ближе. На лице — скорбное выражение, а глаза смотрели так понимающе…