Небо остается нашим
Шрифт:
Все присутствовавшие при этом военнопленные, а также, насколько можно было понять, и немцы пришли к выводу, что экипаж самолета У-2, возвращаясь с задания, встретил, немецкий бомбардировщик. Очевидно, оба самолета находились на одной высоте и одновременно попали [ 120] под зенитный огонь с земли. Снаряд попал в фашистский самолет, поэтому он упал и задымил раньше. Советский самолет был подбит и пошел на снижение планированием. Как видно, экипаж нашего самолета совершил героический подвиг.
После этого обломки самолета были убраны, как было приказано, в ров, а тела погибших мы, военнопленные, вырыв могилу на краю поляны в лесу, предали земле, обнажив головы и отдав им последний человеческий долг. В своем небольшом дневнике я сделал запись об этом, но после войны дневник оказался затерянным, и только в 1960 году я его случайно обнаружил.
Кто же составлял экипаж самолета? Мои розыски имени второго члена экипажа не увенчались успехом.
Я запросил отдел кадров Министерства обороны СССР и в июне 1960 года получил оттуда письмо за подписью полковника Пастора, в котором сообщалось, что в тот день на этом участке фронта не вернулся с задания самолет У-2, принадлежавший гвардейскому легкобомбардировочному авиаполку. Первый пилот самолета – младший лейтенант Полина Григорьевна Белкина, штурман – Тамара Ивановна Фролова.
Ваши однополчане, Марина Павловна, выполнили свой долг перед Родиной, они отдали свои жизни. Мы же с Вами не выполнили своего долга перед ними – не обнародовали их героический подвиг, не сняли с них тягостного штампа «без вести пропавшие».
История да и наша совесть не простят нам, если мы не исправим своей ошибки.
Эти строки, написанные Петром Степановичем Карнаухом из Красноармейска, стояли перед моими глазами, когда взялась за перо, чтобы рассказать о Полине и Тамаре…
* * *
Выполняя боевые задания, бомбя те же цели, что и ночная тяжелая авиация, мы не давали противнику ни [121] минуты покоя. С заката солнца и почти до самого рассвета висели наши маленькие машины над позициями гитлеровцев, над их коммуникациями. Авиация наносила удары не только по укреплениям и технике, она действовала и на психику врага. В течение нескольких недель немецкая оборона находилась под непрерывным огнем. Ночью наши У-2 обрабатывали ее с минимальной высоты. Взрывы следовали один за другим, через каждые три-четыре минуты, и гитлеровцам, естественно, было не до сна. А днем им не давали покоя орудийный и пулеметный огонь, частые налеты штурмовиков и тяжелых бомбардировщиков.
Горячее это было время!
Особенно запомнилось мне 1 августа 1943 года. Эта дата вычерчивается в моем сознании цифрами огненно-красными, как зарево пожара в ночной черноте. И вспоминаются события той страшной ночи, события, что способны согнуть горем печали, посеребрить волосы, навсегда оставить в душе незаживающую
Присмотревшись к действиям наших ночников, гитлеровцы перестроили систему противовоздушной обороны. Они свели прожекторы в группы: более мощные - по два-три, слабые - по четыре-пять. Причем располагались группы на таком расстоянии, что могли передавать друг другу пойманный в вилку самолет. Кроме того, специально для борьбы с ночниками на Таманский полуостров прибыла эскадрилья фашистских асов. За каждый сбитый У-2 гитлеровских летчиков награждали Железным крестом. Можно себе представить, как усердно охотились они за нами.
В злополучную ночь на 1 августа противник впервые применил новую тактику. Мы ничего не знали об этом, и экипажи вылетели на боевое задание с обычным интервалом в три - пять минут. Эскадрилья лейтенанта Татьяны Макаровой поднялась первой. Мой самолет шел восьмым. Может, это и спасло нас со штурманом Олей Клюевой. Уже на подходе к цели мне бросилась в глаза странная работа вражеских прожекторов: они то включались, то выключались, а зенитного огня почему-то не было. Тишина становилась зловещей. Казалось, она сгущается, как сгущалась тьма непроглядной ночи.
«Может, первые экипажи еще не дошли до цели?» - подумала я. Но тут впереди, прямо по курсу, в лучах прожекторов [122] показался У-2. Судя по времени; это был самолет командира звена Евгении Крутовой. Ее экипаж вылетел третьим. Штурман Лена Саликова сбросила САБ. Яркий факел повис в воздухе на маленьком парашюте и осветил местность. Стало светло. Мгновенно один за другим; включились прожекторы противника и стали шарить по небу. Один из них, самый яркий и широкий, схватил машину Жени Крутовой, остальные прожекторы присоединились к нему. Мы ждали, что вот-вот, как обычно, заговорят зенитки. Но они упорно молчали. Маленький самолет метался в лучах прожекторов. Женя Крутова, отличный летчик, пыталась вырваться из цепких щупалец, но лучи упорно держали машину. И вдруг гнетущую тишину разорвали очереди скорострельных авиационных пушек. К самолету Крутовой откуда-то из темноты протянулись светящиеся цепочки снарядов. Подлетевший вплотную фашистский истребитель хладнокровно бил короткими очередями, в упор расстреливая беспомощный У-2.
Это и была новая тактика врага. Жертвами ее стали наши подруги, вылетевшие первыми на задание. Ценой своей жизни они дали возможность тем, кто летел следом, принять за несколько драгоценных минут срочные контрмеры.
Загорелась правая плоскость машины Жени Крутовой - самолет начал быстро падать. Но, даже падая, Женя все еще вела борьбу. Ей удалось сбить пламя и ввести самолет в скольжение. Однако огонь подбирался все ближе к мотору. Перед самой землей из штурманской кабины вылетела красная ракета. В ту же минуту У-2 огромным пылающим факелом врезался в землю.
Я словно онемела. Всякое нам приходилось испытывать и видеть за годы войны. Но такое, когда на моих глазах гибли подруги, я увидала впервые…
Вражеские прожекторы погасли. Только самолет Жени Крутовой и Лены Саликовой ярко полыхал на земле…
Хотелось закрыть глаза, ни на что не смотреть. Хотелось закричать во весь голос, застонать, заплакать от горя… Потом я взяла себя в руки. Цель, которую нам надо было поразить, находилась примерно там, где только что погибли мои подруги. Именно туда и взяли курс мы с Ольгой Клюевой, хотя хорошо понимали: именно там враг уже поджидал новую жертву. Но мы не могли повернуть [123] назад, задание необходимо было выполнить любой ценой.