Небо в алмазах
Шрифт:
— Ну и что? — Шумов отвлекся от созерцания воды и с интересом посмотрел на меня.
— ...а кто-то называет ее Барыня. Ты же не можешь знать всего про ее дела. И, может быть, она действительно отправила Мухина спереть алмазы у Хруста. А Мухин переусердствовал и не просто спер алмазы, но еще и выпендрился — оставил записку. В смысле — не рыпайся, а то Барыня будет сердиться. А Хруст не испугался и взорвал лимузин. Так что Орлова на самом деле виновата, и никакое это не совпадение...
Шумов терпеливо ждал, пока я закончу, а мне показалось, что я слишком
— Орлова — это Барыня. Мухин работал на нее. Вот так... Это версия такая. Просто версия. Я не настаиваю...
Я вдруг с ужасом подумал — а что, если я прав? А Шумов повязан с Орловой, он жил в ее доме... И у него в кармане револьвер.
— Версия интересная, — изрек наконец Шумов. — Она пришла мне в голову сразу, как только ты рассказал про записку, которую оставил Мухин...
— Да? — разочарованно выдохнул я. — И что?
— Пока ничего, — пожал плечами Шумов. — Понимаешь, у меня нет иллюзий насчет Орловой. Может быть, она и есть Барыня. Может быть, по ее наводке Мухин увел у Хруста алмазы. Может быть. Доказательств у меня пока нет.
— Но ты ей все же не доверяешь?
— Знаешь, Саня, — вздохнул Шумов, — у меня кое-какой опыт по распутыванию всяких странных историй имеется... И вот какой вывод я сделал: я до сих пор живой, потому что не доверял никому. И сейчас я тоже не доверяю никому, а не только Орловой.
— Понятно... — сказал я, а потом сообразил: — Что, и мне тоже не доверяешь?
— А чем ты лучше других?
— Ну, тогда и я тебе не доверяю! — с мстительным удовольствием выпалил я.
— Твое законное право, — хладнокровно ответил Шумов.
6
Если Шумов что-нибудь и надумал в своей позе восточного мудреца, то мне он об этом не сказал. А я уже точно ничего не придумал, я хотел только убраться с наводящих тоску берегов черного пруда.
Багор Шумов припрятал в укромном месте и закидал листьями.
— На всякий случай, — пояснил он. — Вдруг Тыква еще кого-нибудь прибьет и сбросит сюда. А у нас все уже подготовлено... Хотя лучше бы все же познакомиться с каким-нибудь водолазом.
— А искать Мухина мы сюда не вернемся?
— Искать Мухина мы теперь будем по-другому, — решительно сказал Шумов, и я понял, что мудрец в белом шарфе, обмотанном вокруг головы, что-то все же надумал. В подробности он вдаваться не стал, а я не расспрашивал. И вообще — меня больше волновала не шумовская голова в шарфе, а голова гражданина Америдиса. Я настраивался на то, что повезу с озера маленький ключик на цепочке, а получилось совсем наоборот. Навыков транспортировки отрезанных голов у меня не было.
Шумов насладился моим растерянным видом, потом достал из спортивной сумки полиэтиленовый пакет и уложил туда мертвую голову так же спокойно, как если бы это был кочан капусты.
— Все твои проблемы из-за того, что думаешь об ЭТОМ как о голове человека, — пояснил Шумов, когда мы уж шагали в сторону автобусной остановки. — Но ведь человека-то уже нет. Значит,
— А что еще?
— Дело в том, что мы с тобой сейчас не очень похожи на двух интеллигентов, которые ездили на природу, чтобы почитать друг другу стихи.
Я посмотрел на Шумова и согласно кивнул. Шумов посмотрел на меня и скорчил рожу, которая должна была означать: «У самого еще почище!»
— А значит, — голос Шумова становился тише по мере того, как мы подходили к шоссе, — любой любопытный мент имеет основание тормознуть нас и поинтересоваться нашими личностями. У тебя есть с собой документы?
— Нет, — сказал я, мысленно матеря себя за несообразительность.
— У меня документов на пять человек, — похвастался Шумов. — Но там везде только мои фотокарточки. И все они просроченные, как вчера выяснилось. Но это все фигня по сравнению с тем, что любопытство мента может довести его до осмотра сумки. Будет очень трудно потом доказать, что это не мы отделили голову от тела.
— Можно сказать, что мы ее нашли. И несем в милицию, — предложил я. — Что плохого?
— Ты можешь это сказать, — разрешил Шумов. — Но лично я в этот момент рвану что есть сил. И оборачиваться не буду.
Мы проехали примерно половину обратного пути, когда я вдруг понял, что голова господина Америдиса слегка попахивает.
— Спокойно, — прошептал Шумов. — Делай лицо человека, уверенного в завтрашнем дне, тогда никто не подумает, что воняет от тебя.
— Может, ты возьмешь сумку и будешь делать лицо, уверенное в завтрашнем дне? У тебя ведь опыта побольше...
— Конечно, — снисходительно бросил мне Шумов и поставил сумку себе на колени. Остаток пути он безмятежно улыбался, смотрел в окно и даже тихонько насвистывал что-то оптимистическое. Зато, как только мы вылезли из автобуса, Шумов немедленно вручил сумку мне и вдохновляюще проговорил:
— Дальше сам тащи, а то я сейчас блевану...
Предварительно мы договорились, что пока спрячем голову в багажнике мухинского «Форда».
— Ну раз уж мы храним всякую подозрительную дрянь в этом гараже, пусть и голова за компанию хранится, — сказал Шумов. — Машина, ствол, мобильник, шмотки мухинские... Голова, правда, не его, но из его пруда. Интересно, вот эта компания, которой ты бабки платишь за пользование боксом, она холодильники не предоставляет? А то ведь провоняет все...
А я как раз припомнил, что должен заплатить сторожу еще за сколько-то там дней. Шумов плелся позади меня, я свободной рукой нащупывал в кармане купюры, и в этот момент дорогу перегородила черная «Волга». Причем не просто выехала, а именно перегородила — водитель поставил машину поперек дороги и заглушил мотор.
Я почуял неладное, когда из «Волги» вылезли двое широкоплечих парней с короткими стрижками. Они ничего не говорили, они просто встали возле машины, но мне этого было достаточно, чтобы я решил не идти в гараж. Я решил пойти куда-нибудь в другое место.