Небо в кармане 2!
Шрифт:
— Руки! — стараюсь, чтобы голос у меня звучал, как командный, а сам давлюсь от смеха. — Руки от самолёта прочь, а то залапаете, и он летать не будет. Вон шары свои воздухоплавательные трогайте сколько хотите!
На руках закатили самолёт в сарай, ангаром у меня язык не поворачивается его называть, ворота оставили открытыми и приступили к послеполётному осмотру и обслуживанию.
— На сегодня полётов больше не будет, — проинформировал свою команду. — Продолжим испытания завтра с утра. Если погода будет подходящей.
Жандармы остались охранять сарай, мы же вернулись на завод. Составили
На извозчике добрался до Невского, остановились прямо напротив парадной. Рассчитался за проезд, вылез из коляски на брусчатку мостовой. Поднялся на этаж и был сходу атакован Лизонькой. Здравствуйте, соскучилась мелкая по общению! Приехали! Мне бы сейчас на кровать завалиться и до утра глаз не открывать, а теперь хочешь не хочешь, а придётся развлекать сестричку.
Кстати, мачеха в талии заметно округлилась. Похоже, в семействе намечается пополнение. Отец вокруг молодой супруги круги нарезает, буквально на руках носит и в рот заглядывает, любые её желания, словно рыбка золотая, тут же исполняет. Со мной поздоровался, мимоходом о здоровье поинтересовался и снова всё своё внимание жене уделяет. О делах ни слова, как будто бы его ничего не интересует. Понятно всё с ним…
Кстати, а ведь с мачехой у меня сейчас вполне нормальные отношения. Не могу сказать, что душевные, но прежней видимой неприязни в них нет и в помине. Всё изменилось после моего выздоровления. Думаю, это наша авария на неё так повлияла.
Похоже, уверилась женщина, что ей отныне можно жить спокойно. С таким образом жизни я рано или поздно сам угроблюсь. Ну и зачем тогда себе, любимой, нервы трепать?
— Братик, а можно мне с картинками поиграть? — Лизонька сидит у меня на коленях и задирает головку вверх, старается заглянуть в глаза.
— Конечно, можно, — улыбаюсь девочке и спохватываюсь, — А какие картинки?
— Сейчас покажу, — сестрёнка спрыгивает с колен и уносится прочь из моей комнаты. Ненадолго, впрочем. Очень скоро возвращается и приносит в руках небольшую картонную коробку. — Вот, смотри!
Подхватываю Лизу, придерживаю рукой. Второй коробку ставлю на стол.
— Смотри, какие красивые картинки! — тянет ручонки внутрь коробки девочка.
— Да, красивые, — тихо соглашаюсь и перебираю картонки вместе с девочкой.
Это приглашения. И в коробке их очень много. Приглашения на бал, на ужин, на обед. Вижу даже приглашение на свидание от какой-то поклонницы. Наверняка в коробке ещё подобные имеются. А вот и открытка от Катанаевой. А я-то надеялся, что она от меня отстала…
И у меня проявляется вопрос — а почему мне никто не соизволил эти приглашения передать? Согласился бы я куда-то идти или нет, это другой вопрос. Нужно обязательно поговорить с… Кем? С мачехой? Только не с ней. Значит, с отцом!
На улицу вышел ранним утром, когда солнце ещё спало за горизонтом, когда полусонные дворники только-только начинали выползать из своих каморок, а вездесущие кошаки успешно прятались в тёмных тенях арок проходных дворов. Ни ветерка, воздух отсыревший
Автомобиль меня уже поджидал у парадной. Первым делом открыл переднюю дверцу, приветственно кивнул шофёру. Именно что шофёру, а не шоффэру, мне его так привычнее называть. В угоду высшему столичному обществу подражать иностранцам и коверкать свой язык подобным образом никак не хочу.
На сиденье поставил тяжёлую корзину с перекусом. Кухарка по моей просьбе нарезала горку бутербродов с мясом и колбасами, пока завтракал. И большую литровую бутыль утреннего парного молока выделила.
— Смотри, чтобы не опрокинулась, — настрожил нашего полусонного водителя. Тем самым заставил его зашевелиться и даже проявить инициативу, пододвинуть корзину поплотнее к спинке сиденья. — Аккуратно рули, резко не тормози.
Сам залез на заднее сиденье, потревожил там дремлющего Изотова и поздоровался:
— Утро доброе, Константин Романович! А Паньшин где?
— Доброе, — проснулся и выпрямился полковник, провёл ладонью по лицу, окончательно прогоняя дрёму. — Паньшин и сегодня не поедет. Говорит, дел очень много. Вы же новыми изобретениями его совсем загоняли. С его слов, он скоро жить в патентном бюро будет!
— Ну не поедет и не поедет, — не расстроился.
Скорее всего, не дела тому причиной, а нежелание напарника летать вообще. После падения самолёта интерес Александра Карловича к небу значительно поубавился. Уверен, не обошлось тут без влияния Симы. Заметно было, что не по душе пришлись ей мужнины полёты. Да и ладно, не осуждаю, ведь бумажную работу тоже кому-то нужно делать. А небо явно не для нашего юриста…
— Завидую я вашей молодости, Николай Дмитриевич, — улыбается крем губ Изотов. — Уже успели отдохнуть и выспаться?
— Не завидуйте, ваше высокоблагородие, — улыбнулся в ответ. — Молодость быстро проходит. А отдохнуть и позавтракать успел.
— Вы правы. Только, к сожалению, проходит очень быстро, — посетовал полковник и деловито поинтересовался. — Какие на сегодня у нас планы?
— Летать, какие же ещё? — удивился вопросу, но, тем не менее, ответил подробно. — Осмотрим аппарат, проверим его на рулении, потом сделаем первый вылет. По его результатам будем думать о дальнейшей работе. Если всё пройдёт хорошо, а по-другому у нас и быть не может, то сегодня ещё нужно будет обязательно отметки на шкале указателя скорости поставить после пролёта контрольной дистанции. Я потому и поинтересовался насчёт Александра Карловича, это же он должен был сделать, риски наносить!
— Да это простое дело можно любому поручить, — легкомысленно посоветовал жандарм и тут же предложил своё решение проблемы. — Сам не возьмусь, не моё это дело, а вот кому-то из своих подчинённых приказать полететь с вами могу.
— Благодарю, сам справлюсь, — отказался от предложения и кивнул головой водителю. — Поехали.
Шофёр оглянулся на полковника, получил от него утвердительный кивок и только тогда запустил мотор. А я себе в уме пометочку сделал — обязательно сегодня же поговорить с водителем на эту тему. Не Изотов его нанимал, а мы с Паньшиным и подчиняться он должен не ему, а нам! Моя молодость в этом случае ни на что не влияет.