Небо Ван Гога
Шрифт:
Ты когда-нибудь любила Мари? Спросил я как можно плавно.
Её звали Като. Грустно ответила Мари.
Я был удивлён, что она назвала женское имя, но виду не подал, как и не понял почему звали? Возможно, с ней что-то случилось. Поэтому я решил ничего не говорить, а дождаться продолжения от самой Мари, если она захочет.
Она была жизнерадостной, чувственной, красивой до изнеможения девушкой. Като занималась скульптурой, так же обожала Рим, как и все люди искусства. Комнату, которую я не показала тебе это её мастерская. Однажды она уехала, не попрощавшись и я оставила
Но она не вернулась. Как мягче встрял я.
Не вернулась. Отчетливо прозвучал ответ и остался на её тонких губах.
Сколько прошло? Мне стало интересно, ведь наши истории похожи.
Не больше года.
Моя история слишком похожа на твою, что рассказывать её не так уж и интересно.
Если захочешь, то расскажешь как-нибудь. Снова «как-нибудь» оно меня преследует, но звучит уже иначе. Режет ухо, но не сердце. Мы вышли на Via Giulia.
Улица, задуманная по воле Папы Римского Юлия ещё в начале шестнадцатого века...
Давай насытимся ей в нашем молчании и тишине Рима. Оборвав тем самым историю Мари попросил я. Она одобрительно кивнула и мило улыбнулась. Мы шли и каждый думая о своём. Неужели возможно привыкнуть к этому городу, к этой красоте и ходить день за, днём не замечая этой Римской идиллии улиц, мощёных дорожек. Рим создан, как и Париж для любви. Нельзя жить в нем и тратить свою жизнь на что-то большее чем любовь. Это просто было бы неуважение к нему. Я так считаю. Мы проходили через арки и увитыми плющом, стен цветами проходящих вдоль улицы. Останавливались возле потрясающих уличных фонтанчиков. Было в этом что-то неуловимое, изумительное. Мне захотелось раствориться на этой улице с Мари и никогда не уходить отсюда. Мы полностью прошли всю улицу, шагая по мощённой дорожке и вышли к фонтану Маскероне.
Мари, пообещай мне встреться здесь спустя много лет, чтобы не случилось, как бы не повернулась наша жизнь, обещай.
Обещаю, милый мой Луи. Она дотронулась моей щеки своей тёплой ладошкой, и я сам того не заметив поцеловал её в губы. Они были немного прохладными и влажными, но нежные и мягкие. Говорить было нечего. Мы зашли в ближайший паб и купили бутылку хорошего вина. Сели на ступеньки большого театра в Помпеях. Вдалеке сидели ещё несколько парочек, а на сцене Помпея играли какие-то римские музыканты.
Глава 16.
«Сумеречная романтика»
– Почему ты решил писать книги, Луи?
– Я не решал. Я не знаю почему, но точно знаю, если я не буду этого делать, то попросту исчезну, иссякну, испарюсь на рассвете при виде солнечных лучей, я перестану мыслить так, как мыслю при написании книги, а это волшебство. Садясь за написание хотя бы одной главы моего очередного романа, меня моментально что-то меняет, волшебство реет надо мной и я окутываюсь в мир «где всё можно» «где можно любить без оглядки» «любить всегда» Я превращаюсь в героев моей книги, но лишь на момент самого написания, после я становлюсь тем кем и являлся до этого. Мысленно я могу совершить путешествие в любую
– Почему картины? Я тоже хотел узнать почему она пишет картины, ещё сильней, чем хотела узнать она, о том почему я пишу книги.
— Это как любовь. Любовь, которая внезапно появляется внутри и её срочно нужно показать кому-то. Будь то любимому человеку, двум знакомым или всему миру. Такие люди как мы попросту не можем сдерживать, то, что теплится внутри. Иначе какой смысл иметь дар к искусству, любить так громко, так чётко, так броско, так молниеносно и не поделиться этим с другими? Так предрешено. Так должно быть и никак иначе быть не может. По-другому я и не могу. Поэтому я пишу картины, а ты пишешь книги.
Я был обескуражен её точности подмечать так скрупулёзно смысл моих мыслейи её собственных. Она в этом настоящая, больше чем я. Мари уверенней меня, она знает себя и иногда мне кажется, что и меня. Она меня прочла ещё в поезде, но если так, то какой интерес ей общаться со мной или девушки мыслят иначе.
Я мало знаю итальянских певцов, певиц и просто инструментальных музыкантов, но ребята, что устроили концерт среди ночи исполняли песню J’adore Venise итальянской певицы Лореданы Берте. Мне она нравилась и ранее, но в этот момент я просто проникся ей от кончиков пальцев до мурашек по коже.
– Ballare? На чистом итальянском спросила Мари.
Я немного смутился, потому что всё что я знал на этом красивом языке «grazie” что означает спасибо.
– Танцевать. Я пригласила тебя потанцевать. По девчоночьи засмеялась Мари, показывая, что поняла о моём незнании итальянского.
Я не был в обиде не её смех, ведь я не итальянец, а всего лишь вынужденный турист и знать язык мне не было столь уж нужным на данный момент. Многие сейчас разговаривают на английском, так зачем заморачиваться. Поэтому из моего словарно-итальянского словаря я лапидарно ответил:
– grazie. И протянул руку Мари тем самым приглашая девушек на танец. Я изначально должен был догадаться и пригласить её на танец двоих это вгуствовской тёлой ночью в вечном городе.
Многие люди разошлись кто по домам, кто бродить по ночному Риму и смотреть на звёзды. Я думаю, мы смотрелись очень романтично в атмосфере сумеречной романтики на фоне Помпея.
Ребята играющие для нас уже только двоих играли до трёх утра и когда они начали собираться, я подошёл их поблагодарить, что не оставили нас без такой прекрасной музыки в эту волшебную ночь.
– grazie! grazie! grazie! Вы говорите по английский? Решил испытать удачу я.
– Да. Мы говорим. Это твоя девушка? Спросил вокалист. Я обернулся и увидел, что Мари стояла чуть позади меня. Мне стало немного неловко. Я не знал, что ответить. И решил отшутиться, как делал всегда в неловких ситуациях.
– О, нет. Быть может в дальнейшем. Посмеялся как можно кокетливей.
– Было бы здорово. Она красивая и явно не танцует с тобой в три часа ночи в таком романтичном городе по обычной дружбе. Как думаешь? Спросил меня тот же парень с вокала.